После того как папа привез домой новую бутылку с коричневой жидкостью, Эмили с братьями оказались в весьма сложном положении. Оставшись дома, они каждую минуту рисковали сделать что-то неправильно и оказаться в пределах досягаемости пьяного отца; выйдя на улицу, они рисковали сделать что-то неправильно, но оказаться вне его досягаемости. Чаще всего в подобных случаях они говорили отцу, что пойдут поиграть в тупике недалеко от дома. В тот день, играя с другими детьми, Эмили с братьями совершенно забыли о папе и, судя по всему, о времени; вдруг, в самый разгар игры в прятки, на задних дворах нескольких соседних домов началась какая-то суета. Соседские ребята постарше, быстро подъехав на велосипедах к их группе, наперебой закричали Эмили и ее братьям:
— Ваш папа вас ищет!
— Он в бешенстве!
— Лучше идите домой!
— У него ремень в руках!
Эмили какое-то время еще сидела за кустами, где раньше спряталась, в надежде, что это дурацкая шутка или просто уловка с целью выманить ее из укрытия. Затем она все же вышла из-за кустов и увидела в глазах других детей страх; они с братьями запрыгнули на велосипеды и как можно быстрее поехали домой. С трудом вертя педали уже на крутом подъеме к дому, Эмили услышала, как один из ребят крикнул: «Ваш отец алкоголик!» Опять это непонятное слово…
Подъехав к дому, Эмили с братьями спрыгнули с велосипедов, оставили их на лужайке и побежали к входной двери. Они, конечно, не должны были бросать велосипеды так, но было ясно, что чем дольше они задержатся, тем хуже для них. Когда дети подбежали к отцу, он грубо затолкал их вверх по лестнице, в спальню родителей. А затем они все лежали на кровати, извиваясь и крича от боли, пока на их тела с силой опускался кожаный ремень. Эмили били достаточно часто, и она хорошо научилась избегать побоев, предвидя и обходя проблемы. Но все же как девочка ни старалась, иногда ей доставалось. Но в тот день ошиблась не она, а папа. Они ведь сказали ему, что идут гулять в тупик, а он забыл, и теперь наказывал их ни за что, и это было больнее всего. Психиатр Виктор Франкл, переживший холокост, писал: «В такой момент больнее всего ранит не физическая боль, и это относится ко взрослым точно так же, как к детям; больше всего ранит эмоциональная агония, вызванная несправедливостью, необоснованностью происходящего»[146].
Остаток дня Эмили с братьями провалялись на кроватях в комнате мальчиков, обижаясь и хандря по поводу саднящих спин и несправедливости случившегося. Им бы очень хотелось вернуться на улицу к другим детям, чьи веселые крики они слышали через окно, но они слишком боялись опять разозлить отца, да и стеснялись показывать окружающим свои заплаканные лица.
