Одевался немолодой по годам, но вполне молодой на вид государь довольно просто и даже на празднествах, баллах и приемах подавал пример умеренности. Никто не видел его волос распущенными, так как правитель недолюбливал старых негласных знаков, что сложились у сильванийцев давно, и по которым можно было судить о настроении обладателя прически.
Драйл пытался изжить игривые штучки, но его попытки привить практичное парикмахерское искусство Ларона с треском провалились, так как панический ужас перед белыми эльфами и их генами, что еще блуждали в крови сильванийцев из южных областей, перешел от бича прошлой эпохи в трудноизлечимую паранойю нынешней. Конечно, никто теперь не отнимал у нянек маленьких детей, едва начинали пробиваться белоснежные волосы или открывались фиолетовые глазки, и потом не бросал в костер или топил в море. Однако все еще всплывали случаи, когда малышей роняли с седел во время прогулок будто случайно, а потом приходили к нему, если дитя было знатной фамилии и лгали в лицо. Лгали о своей скорби, а на деле глаза искрились радостью, ведь при дворе улеглись нежелательные слухи. Лгали, что они безутешны, хотя едва созывался балл и на них не было видно и следа траура не то что на лицах, хотя бы в одежде.
Он устал. Прошлая эпоха добавила ему морщин под глазами и седин, которые прятались где-то в глубине волос стянутых в хвост на затылке.
В детстве Драйл был болезненным мальчиком и много времени проводил за книгами. Он обладал исключительными способностями и завидной проницательностью. И все это готов был отдать своей родине. Однако от него потребовалось лишь немного искусства интриги, щепотки безжалостности, капли изощренности и все. Словно молотком выбив пробку из бочки с вином в сильванийских погребах, он вмиг затопил рубиновой жидкостью из жил интриганов невзрачные и полные глупости кулуарные деяния, схороненные, как казалось, глубоко, а на поверку с легкостью способные захлебнуться в собственной крови, даже не проливаясь за порог.
Король искал другого применения своему таланту и не находил его здесь.
Вот и теперь, в его закрытом ото всех саду, с искусственными ручьями, перекинутыми через них мостиками и клумбами, где он отдыхал от дел по ночам при свете луны, снова шум. Суета. Жрица из храма Сильвана ходит перед его, давно уставшими смотреть на мир, глазами, жестикулирует, что-то выкрикивает о поругании святынь, в которые давно не ходят сами эльфы, а только проезжие разевают рты и то больше оттого, что им не хватает воздуха взобраться по крутым лестницам к храму.
