- Генри, - окликнул я, - как там мой номер первый?
- Лучшая машина в мастерской, сэр, - ответил механик. - Со вчерашнего вечера, когда Вы вернулись, всё отлажено, и на ней ни единой царапины.
- Будут тебе царапины, когда увидишь её снова, - пробормотал я. Выкатывай на поле и прогрей её.
Я вышел из ангара и огляделся, - не появился ли майор. Кэмпбелл уже надел лётный костюм. Мне тоже хотелось быть готовым к назначенному времени, но без излишней спешки: поэтому я закурил сигарету. Все парни вальяжно прогуливались мимо нас, делая вид, что они ни вот столечко не завидуют нашему шансу первыми лишиться голов. Все желали мне удачи, но также интересовались, что делать с моим движимым имуществом.
Когда майор Лафбери вошел в ангар, мы уже были в полной готовности. Достаточно десяти секунд для того, чтобы впрыгнуть в костюм "плюшевого медвежонка", нахлобучить на голову шлем и застегнуть очки. Кэмпбелл и я вскарабкались в "Ньюпоры". Майор проинструктировал лейтенанта Кэмпбелла, а затем подошел ко мне. Я чувствовал себя, словно пациент в кресле при приближении дантиста. Конечно, все напутственные слова я слушал внимательно, но из всей его речи мне запомнилось лишь приказание держаться как можно ближе к майору и сохранять строй. Не было нужды повторять этот приказ. Ведь ранее я не ощущал как маняще холодная смерть направляет пилота во время первого полета над вражескими позициями.
Некоторое время мотор на машине Лафбери работал на повышенных оборотах, после чего майор взлетел. Кэмпбелл следовал за ним по пятам, а затем и я добавил газу. Я провожал долгим взглядом ставшее родным летное поле, в то время как в воздух поднимался хвост самолета, а затем и колеса едва касались земли; и вот, свистя ветром в зубах, я направил машину вверх за Кэмпбеллом. Какого чёрта они так торопились? Казалось, мне никогда их не догнать.
Вскоре живописные руины Реймса (Rheims) расстилались под моим правым крылом. Определенно, моя машина не была такой же быстрой как самолеты Лафбери или Кэмпбелла. Я болтался далеко позади строя. Уже появились вражеские линии, а Лафбери - моя единственная надежда, как мне тогда казалось, - находился впереди по крайней мере на расстоянии мили.
До самой смерти я буду верить, что майор Лафбери прочитал мои мысли. Как только я убедил себя в том, что обо мне совсем позабыли, он неожиданно заложил вираж и занял позицию в нескольких сотнях футов от меня, словно говоря: "Не волнуйся, парень, я за тобой присматриваю". И так повторялось снова и снова.
