Любопытно отметить тот факт, что торговки решил. не останавливаться перед резиденцией Доктора, хотя именно от него-то они и ждали решения вопроса, коль скоро административные власти не смогли сами разобраться в этом деле. Даже полицейские, стоявшие на посту у входа в резиденцию, были. немало удивлены поведением женщин, нарядно одетых, прошедших мимо с веселыми песнями и танцами, как во время ярмарки, и даже не упомянувших имя Доктора, ни с намерением его оскорбить, ни с тем, чтобы вызвать из дома и передать в его руки дело защиты тех, с помощью кого он пришел к власти. Скажем к чести всех этих женщин, что они вовсе не считали себя обязанными курить фимиам премьер-министру, и теперешнее полное их безразличие означало лишь то, что их глубоко возмутила его политика, его угодничество перед верховным британским наместником, представлявшим в стране интересы своей королевы.
Истинная же причина такого поведения объяснялась тем, что торговки хотели встретиться не с одним человеком, пусть даже премьер-министром, а с членами парламента в полном его составе. Итак, колонна, в ряды которой вливались все новые и новые демонстранты, продолжала свой путь, по-прежнему занимая всю проезжую часть улицы, крытой асфальтом с зацементированными по обеим ее сторонам кюветами, и вскоре подошла к величественному зданию гостиницы «Амбассадор». Легковые машины, двигавшиеся навстречу, поворачивали обратно, так как ни один водитель не рискнул прокладывать себе путь через толпу, прекрасно понимая, к чему может привести неуместное упрямство. Вскоре для сопровождения демонстрантов прибыли отряды полицейских и выстроились впереди и позади колонны. Но так как торговки с самого начала решили показать, что настроены они благодушно и демонстрация их вполне миролюбива, то никому и в голову не пришла мысль применять силу. Блюстители порядка смотрели с улыбкой на происходящее, всем своим видом давая понять, что впервые им приходится выполнять такую, скорее всего забавную, миссию. К демонстрантам присоединялись все новые участники, и не столько принимавшие близко к сердцу дело, которое шли защищать женщины, а главным образом потому, что им было по душе шагать в рядах, направлявшихся к зданию парламента.
В конце улицы, там, где она пересекалась с Гайд-стрит, из-за интенсивного дорожного движения пришлось в свое время установить трехцветный светофор, первый на пути от аэропорта. Движение здесь регулировал еще и постовой полицейский в синей форме, в кепи и черных ботинках, каждая смена световых сигналов — красного, желтого и зеленого — сопровождалась жестами этого полицейского, который указывал путь машинам, размахивая огромными ручищами в столь же огромных белых перчатках. По его величественной осанке каждый должен был понять, что без него ни одна машина не будет знать, куда ехать дальше. Привыкший к беспрекословному подчинению водителей, он спокойно взирал на массу людей, приближавшихся к Гайд-стрит, для него это был просто один из видов движения, и он знал, что стоит ему подать знак, как оно тут же остановится. Как раз в эту минуту поток машин устремился вперед, наперерез демонстрантам, и, желая задержать их, постовой быстро и решительно поднял руки. Полицейские, шедшие впереди, замедлили было шаг, но мужчины и женщины, идущие за ними, поняли его по-своему. Они попытались пройти дальше, не обращая внимания на красный свет. Назревала первая стычка с полицией. Постовой едва успел остановить машины, у которых, естественно, было полное право на проезд. Тормоза, которых не пощадили владельцы машин, завизжали, как то бывает, когда перед тяжелогруженным автомобилем неожиданно возникает препятствие. Один шофер вышел из машины и потребовал у постового объяснений. Тоненький, как струйка крови он вел огромный, как дом, фургон. Он доказывал, что могла случиться авария из-за такой резкой остановки, да еще при зеленом свете. Но постовой его не слушай и, не опуская рук, стараясь тем самым задержать движение по Гайд-стрит, в свою очередь обрушился на полицейских, сопровождавших демонстрацию:
