— Знаю, Мам, знаю… Подожди, я пойду спрошу, что нужно той даме…
— Ничего. Она просто идет мимо и смотрит.
— Сегодня просто ужасный день, никто ничего не покупает!
— Да, бывают такие дни!
— А тут еще этот болван навязался на мою голову, поговорить, видите ли, ему захотелось!
— Ты мне так и не сказала, чего он от тебя хотел?
— Поговорить со мной, вот и все.
— Все? И потому он торчал тут целый час, что хотел с тобой поговорить?
— Он мне наболтал такого, что я ничего не поняла и…
— Постой, постой, девочка, ты мне сказок не рассказывай. Тебе только двадцать два года, и я‑то знаю, почему ты всегда готова слушать, что тебе мужчин говорят.
— Мам…
— Да, знаю, и в душе даже радуюсь, потому что тебе за здорово живешь голову не заморочишь. Но все-таки повтори-ка, что он тебе говорил.
— Да ничего особенного, Мам, так, ерунду какую-то. Будто бы я выбиваю почву…
— Какую еще почву?
— Ну для разговора, конечно.
— Да, странный тебе попался поклонник.
— Никакой он мне не поклонник, Мам, ты же знаешь.
— А почему же он так добивался разговора с тобой? Объясни-ка мне, что-то никак в толк не возьму.
— Я тоже. Вроде бы ему что-то надо мне сказать, но я мешаю ему выложить то, что у него на сердце.
— На сердце, на сердце, говоришь? Это ты, наверное, первой затеяла разговор про его сердце?
— Да нет же, Мам. Я и не знаю, есть ли оно у него!
— Ну ладно, девочка моя, слушай. Этого типа, видно, нам сам бог послал.
— Почему?
— Я тебе потом объясню. А сейчас, по-моему, пора собираться. Видишь, все уже уходят.
— Ну и денек! Выручку и считать нечего.
— Тем хуже для нас.
Эдна, с ее волнующе выразительной грудью, был настоящая красавица
Черная греза поэта.
Она жила жизнью обычной рыночной торговки и о будущем, по правде говоря, думала очень мало. Зато Мам не переставала твердить своей внучке, что требует от нее лишь одного: чтобы та достойно продолжила их дело, если вдруг ее, бабушку, свалит недуг или в дело вмешается смерть. А Эдна в ответ только смеялась. Не потому, что потеря бабушки ее не трогала, нет, просто сама бабушка умела так говорить о самых важных минутах жизни человека, что Эдна воспринимала смерть как неотъемлемую часть существования. Люди умирают, и это тоже — жизнь. А грусть — всего лишь притворство, за которым скрывается неспособность противостоять жизни, — той жизни, что непрерывно восполняет пробел, причиненный безжалостной рукой смерти. Каждое утро встает новое солнце и для нас наступает новый день.
Дождь, будь он проливной или просто небо уронит как бы в насмешку всего несколько капель, — это все для того, чтобы мы верили в возвращение безоблачных дней. Туча, которая хотела бы погубить солнце, способна лишь окропить крыши домов небесной водой, прозрачной, как красивая ложь.
