В городе Кагановиче | страница 5



— Хана, а ваши старшие девочки ходят в школу?

— Нет, мы учим их сами, а по математике приходит учительница.

— А как же школьный диплом?

— У них диплом будет в Израиле.

— ?

— Два раза в год мы едем в Израиль, и Ривка сдаёт экзамены в израильской школе.

Тут я понимаю, почему родители с детьми говорят на иврите, а дети с нами по-русски. Русский язык — это рабочий язык ребе и его семьи. Сами они, хоть и из Донецка, но израильтяне, и живут они в этом городе со странным названием в своём маленьком Израиле, в быте своём странным образом сочетая современную цивилизацию Израиля, ортодоксальную религиозность и местечковые рефлексы.

— Вот, перекусите. Ребе достал картонную коробку с чем-то холодным и слипшимся в целлофановых пакетах. Это вам Сусанна Давыдовна прислала!

О! Сусанна Давыдовна! Как же! Я всегда рассказывал историю о том, как после концерта в Нижнем, проходившем под патронажем этой шикарной женщины, возглавляющей местную еврейскую общину, она пришла к нам в артистическую и с возгласом «Угощайтесь!», швырнула нам под ноги коробку с пончиками.

Какая приятная неожиданность. Хотя её можно было предвидеть — Нижний-то не далеко.

Пока мы размышляли, как начать есть из этой коробки, ребе шептался с женой. «Там одна пицца лежит на другой, а это не положено».

О серебряном приборе не стоило и думать. Проблема была другая — обо что вытирать руки после соприкосновения с подарком леди Сусанны. Не о смокинг же. И я попросил салфетку. Так на заваленном столе без тарелок появился початый рулон туалетной бумаги.

Ребе — очень умный человек. Он иудей-профессионал: досконально знает иудейскую традицию и скрупулёзно следует её канонам. Он научил нас правильно молиться при зажигании ханукальных свечей. Он десятками рассказывет хасидские поучительные притчи. Он живёт Учением. Но в Учении ничего не сказано о том, можно ли ставить туалетную бумагу на стол перед носом ужинающих гостей…

Дежавю. Я вспомнил, как однажды посетил в Москве израильского атташе по культуре. В его аскетическом кабинете на стене висел портрет гимнаста на перекладине (атташе не был хасидом, но он был гимнастом). А на столе стоял… полуиспользованный рулон туалетной бумаги.

— Вы сделали сегодня две мицвы, — сказал ребе, — участвовали в миньяне и зажгли ханукальные свечи.

Точка. Концерт для четырёхсот слушателей ребе мицвой не посчитал. Видимо, об этом тоже не сказано в Галахе. Или, наоборот, посчитал. Но не мицву, а наш гонорар.