Я вспомнила, как маняще звучал приторно-сладкий голос Греты, в то время как её пальцы больно впивались в моё плечо. Зарычав, я развернулась и пошла прочь, оставив Силке на безопасном расстоянии позади.
Драконам друзья-люди не нужны.
Я не ошиблась: на других развалах платья стоили дешевле.
Спустя двадцать минут я была одета в яркое золотисто-бордовое платье, которое опускалось почти до пят. Пришлось закатать рукава, чтобы они не падали на пальцы и не мешали, но платье стоило всего десять марок, и ещё за пять марок я купила пару ярких красных ботинок. В довершение я протёрла руки и лицо приятной влажной тканью, и одна блестящая серебряная монета осталась у меня на будущее. Я надёжно припрятала её в серебристо-малиновых складках своего первого наряда и засунула свёрток под мышку.
Я уже собралась уходить, когда торговец, продавший мне платье и ботинки, задумчиво посмотрел на меня и сказал:
– Знаешь, если хочешь получить ещё пару марок, я мог бы купить у тебя эту забавную серебристо-малиновую вещицу, чтобы тебе её не таскать. Такое, конечно, никто никогда не наденет, но узор красивый. Мы его вырежем и используем для обрезков.
Вырежем? Я крепче прижала к себе плотный комок. Это всё, что осталось мне на память от моей красивой серебристо-малиновой чешуи!
Каждый яркий фрагмент узора на ткани был помечен аккуратной изогнутой линией, которая точно показывала, где отпечаталась каждая чешуйка. Здесь были даже мои прежние шипы. Они создавали линию крошечных серебряных крючков вдоль спины и скрепляли одежду, когда я её носила. Я взглянула на эту ткань, и моя чувствительная, уязвимая человеческая кожа покрылась волной мурашек, которые горячей дрожью поднялись по всему телу от пальцев ног до затылка. В ушах загремел гром, как эхо каждого неистового рёва, который застревал в груди после превращения.
На этой ткани были мои чешуйки.
И этот человек хотел их уничтожить?
– Никогда! – рявкнула я.
Я отвернулась, прижимая к груди последние осколки своего прошлого, и направилась вперёд в поисках будущего.
В желудке яростно урчало, когда я шагала по узким, битком набитым людьми улочкам на окраине Драхенбурга. Я не обращала внимания на эти жалобы, равно как и на пронзительную колющую боль в исцарапанных ступнях, покрытых волдырями и мозолями, и даже на то, как ныли слабые человеческие мышцы в ногах. Запах жареных на огне сосисок донёсся из открытой печи уличного торговца и соблазнительно закружился вокруг меня, но я собрала всю свою волю в кулак и стала дышать ртом, чтобы перехитрить обоняние. На другой улице торговец продавал странный витой хлеб, который он называл «крендель». Я бы с жадностью проглотила его в мгновение ока, но мужественно заставила себя пройти мимо. Когда спустя две минуты я увидела печи с вафлями, я даже не позволила себе вскрик отчаяния, который так и рвался из горла.
