— Не уверен, что понимаю вас.
— Вы читали "Гроздья гнева"?
— Да.
— Там есть чудесная глава о черепахе. Для Стейнбека черепаха — олицетворение бедноты. Неторопливое, с трудом передвигающее ноги старое существо ползет через современную автостраду, грозящую гибелью под колесами грузовиков и автомобилей, но оно все равно продвигается вперед. Терпеливые бедняги. Благослови их Господь. Они всегда с нами, несмотря на прогресс в области технологий и чудеса современной науки. Как украшенная драгоценными камнями черепаха Гюисманса, Рубен стал для меня метафорой. Небольшая рептилия буквально несет на своей спине бремя мирового капиталистического потребления.
Мы сидели в тишине, глядя на пылающие бревна. Сквозь эту тишину доносился звон колокола Башни Митчелла в нашей альма-матер.
— Какой рассказ мог бы получиться! — сказал я наконец.
Барнс, его глаза увлажнились, наклонился, чтобы положить руку мне на плечо.
— Я ничего не рассказал бы вам, Фезерс, если бы не был уверен, что могу рассчитывать на вас, в том, что касается моей тайны.
Мы проговорили до восхода солнца. Точнее, говорил профессор, а я с изумлением слушал его рассказы о его совершенно невероятных преступлениях. Уходя, я остановился у входной двери, вдохнув влажный морозный воздух.
— Я придумал великолепное название, — сказал я, — для того детективного романа, который я никогда не напишу.
— Да?
— "Колесница Феба".
— ...в рубинах вся>31, — пробормотал Барнс, стиснув зубы, и закрыл за мной дверь.
Мои записи показывают, что этот очень короткий рассказ возвратился из четырнадцати журналов, прежде чем мне удалось его продать за десять долларов в одно чикагское периодическое издание, столь малоизвестное и недолго существовавшее, что я не удивлюсь, если окажется, что я владею единственным выжившим экземпляром. Редактор, Норман Райссман, осчастливил меня, сообщив в письме, что он считает мой рассказ "бесхитростным и прекрасным". "Эсквайр"ранее отклонил его, потому что там сочли, что чрезмерное любопытство молодого человека может оскорбить чувства некоторых читателей. Это, конечно, было еще до того, как Джимми Стюарт и Грейс Келли сыграли главные роли в классическом фильме Альфреда Хичкока "Окно во двор".
— Этот шрам... — сказала домовладелица. — Вы были ранены на войне?
У незнакомца была нашивка за ранение, он улыбнулся и покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Это — родимое пятно. Оно у меня с рождения.
Он был высок и молод, с темными вьющимися волосами и печальными глазами. Пятно синевато-фиолетового цвета начиналось под волосами, тянулось по диагонали через весь лоб, окружало левый глаз и затем неровно спускалось на щеку, касаясь уголка его губ. Врачи называли его "винным пятном". Родимое пятно было слишком большим, чтобы его можно было удалить, и он давно уже смирился с любопытными, пристальными взглядами и неловкостью, которую испытывали люди, встречаясь с ним в первый раз.
