Фархутдин имел собственное суждение, тоже не лишенное оснований. Он заметил, что в последнее время Мутгарай стал исчезать чаще.
— Повадился к какой-нибудь сельской крале, а теперь прощаться пошел. Женщину ищите во всем, ребята, женщину! Это умные люди давно советуют.
— Да нет! — сказали провожающие. — Совсем недавно он шел по селу с бригадиром Вафой, и оба были под мухой.
У Зубаирова заострился подбородок. «Стоп! Надо быть посдержанней, что-то я сегодня не в себе», — подумал он.
— Заруливай в село!
В этот момент, однако, кто-то заметил спускающуюся о горы подводу.
— Мутгарай! Это он! Он!
Действительно, рядом с возницей качалась большая голова Мутгарая в тюбетейке. И тут же все услышали пронзительный голос:
Грех, ребята, право слово,
Земляничный цвет топтать.
Кто бы знал, как мне хреново
Это место покидать!
— Шалава! — сплюнул Зубаиров.
Подвода подъехала к автобусу. Мутгарай не обращал никакого внимания на собравшихся, качался из стороны в сторону и пел, будто для одного себя, повторяя одно и то же:
Грех, ребята, право слово,
Земляничный цвет топтать.
— А что? Дело поет! — задумчиво проговорил Кадермат. — Сердце у парня есть.
Бригадир тракторной бригады Вафа сполз с телеги и, слегка покачиваясь, приблизился к Зубаирову.
— Ты, мастер, уж не сердись на него, — сказал он, — Мутгарай — золотой человек. Можно сказать, бриллиант! Мы того… этого… Извини, устроили мы ему проводы по-крестьянски. Он у вас тут один такой…
Мутгарай перестал петь и, будто проснувшись, уставился на Зубаирова мутными глазами:
— Значит, ты закончил институт, да? А я, значит, бур-рабочее быдло? Ты инженер, значит, с высшим образованием, а я…
Буровики окружили телегу.
— Ай-вай, как налакался, — ласково упрекал Сапарбай. — Ну, айда, чего сидишь, айда в автобус…
Мутгарай бессмысленно смотрел на Сапарбая.
— А ты-то чего делаешь в моей республике! Чего ты у нас потерял?
Прихрамывая, подошел Кадермат, растолкал людей.
А ну слезай, не заставляй людей ждать!
— Не трогай меня своими грязными руками! — заорал Мутгарай. — Они же у тебя…
Кадермат весь напрягся, сжал кулаки, и усы его растопорщились.
— Ах, так?!
Буровики повисли на плечах Кадермата.
— Слушай, брось! Он же ничего не соображает! Брось!
Тин-Тиныч взял Мутгарая в охапку и шагнул к автобусу.
— Куда?! Никуда я не поеду!
— Да молчи уж!
И вот все буровики в автобусе, и машина тронулась, а Мутгарай все шумел:
— Пустите меня! Не поеду я с вами, все равно убегу!
Однако вскоре он, положив голову на плечо Тин-Тиныча, уснул.
