, а фамилию Ульяна не запомнила. Электроды на завитушках украшения ударяли несильным электрическим разрядом и не раз помогали фраппировать жертву, бежать, если надо, обокрасть, если требуется, сбить с толку.
На одной из станций она хотела сменить образ, паспорта и в Кале уже прибыть в другом обличье, чтобы избавить себя от назойливости преследователей. Иноземцева рассчитывала повстречать не раньше, чем она сядет на пароход, и уже помахать ему с палубы, поглядеть, как он в отчаянии кулаками машет на пристани. Там уж и Делин мог наведаться, дабы доктору компанию составить. Да и адвокатишка охоту затеял, этот несносный Колобок — Эмиль Герши[3], — неведомо, что от него ждать.
Стояла бы Ульяна на палубе какой-нибудь «Лузитании» с красными трубами, извергающими клубы черного дыма, а вся троица — глядевшаяся с такой высоты горсткой таракашек — прыгала б беспомощно, смешно подскакивала. Таракашки ручонки тянут, а Ульяны не достать, Ульяна в Нью-Йорк ныне стопы свои направила.
Но план безжалостно провалился — Иван Несторович явился за возмездием слишком рано.
Ромэн ненадежным оказался товарищем, видно, разболтал доктору о намерениях девушки[4].
«Но ничего, выкарабкаемся, не из таких переделок выбиралась. Где же ты, сумочка моя дорогая, саквояжик мой родненький, крупица жизни моей и спасение?.. Хорошо еще велодог под юбкой на подвязке крепится, да нож тоже и шляпка с набором крючков на голове. Так ведь совсем без инструментов бы осталась».
— Поднимайтесь уже, — с раздражением проронил Иван Несторович, резко прервав внутренний монолог Ульяны. — Противно наблюдать агонию на вашем лице.
Со вздохом, не лишенным разочарования, девушке пришлось подняться и усесться на диване как полагается.
Дьявол! Ишь наблюдательным каким сделался.
— Куда мы едем? — кротко осведомилась она, изящным движением поправив съехавшую набекрень шляпку и выбившуюся прядку шиньона.
Иноземцев не ответил. И кажется, демонстративно не ответил, не удостоив и взглядом.
Ульяна подавила смешок.
Она знала, куда мчится поезд, и без него, без Иноземцева, — достаточно было взглянуть в окно — еще зеленые в октябре просторы долины Луары, ровные полосы виноградных угодий, холмистый пейзаж.
«Ясное дело, Иван Несторович решил сменить маршрут. В Кале ему делать нечего. Единственно, куда он мог направиться сейчас, — в поместье месье Лессепса, которое, по всему видимому, все-таки принял[5]. А это немалый бюджет — полмиллиона годовой ренты, виноградники, приносящие приятные сердцу и душе прибыли, ферма-скотобойня, лесные угодья. Хотя вряд ли Ванечка этим всем займется со своей совершенно не приспособленной к обычной жизни внутренней сущностью, привыкшей обходиться одним письменным столом, который ему и кровать, и обеденный стол заменяет, все на свете. Придется самой, — подсчитывала Ульяна, — все самой делать».
