Пока Фрейд спал. Энциклопедия человеческих пороков | страница 34

И если раньше вы могли обвинять соседа по лестничной площадке в том, что он высокомерен, раз не здоровается с вами, не делится сигаретами и не поздравляет с днем рождения, то на фоне Раскольникова его лихие причуды покажутся детским лепетом. Вот что такое высокомерие – причислять себя к людям, творящим историю. Но теория, впрочем, дала сбой при первом же преступлении. Раскольникову привыкнуть к мысли о том, что он убил человека, так и не удалось. Правда, еще не ясно – это от того, что его теория не стройна, или от того, что он сам в нее не вписался. Но Раскольников изменился, это правда. Надменные мысли моментально ушли в сторону.

Вообще уроками не всегда богата жизнь. Иногда она словно специально не разбрасывается ими, дабы человек мог делать выводы без подкрепленных очевидных причин. Это как с верой – всем хочется чуда, а ты поди поверь во что-нибудь сверхъестественное без совершенного на глазах чуда!

От высокомерия не отказываются, его даже не выбивают, как пыль из ковра. Сама история расставляет необходимые акценты. Но поскольку, как говорил Гегель, история нас учит тому, что история нас ничему не учит, на нее тоже полагаться бессмысленно.

Говорили Наполеону: не иди на Москву. А он пошел. Строил великие планы. Гордец! А что сказал по этому поводу Толстой? Исторический процесс так устроен, что время от времени западные народы идут на Восток, а восточные – на Запад. Логика, так сказать. И хочешь ты этого или не хочешь, но изменить ничего не можешь. «Война и мир» для этого и написана, хотя и она никого ничему не научила.

Наполеон потому и проиграл, что не доверял интуиции, а опирался лишь на разум. Ох уж этот обманщик разум! Он уверяет нас в том, что в этом кону нужно ставить на вороную лошадку, но его совет вновь не срабатывает, ибо на скачках играет роль прихотливая удача. И никакого разума.

А с чем остается высокомерный человек? Ни семьи (она бы его вечно раздражала), ни привязанностей (они усложняют жизнь интеллектуала), ни друзей. Ну, какие друзья могут быть у человека, окруженного болванами? Нет, можно было бы поискать другого сноба – их во все времена было немало, – однако в том-то и их сущность, что друг с другом они не общаются. Надменность априори одинока и не терпит вокруг себя другой надменности – в ней же, проще говоря, не может быть степеней и иерархий, а при сравнении они невольно появляются. «Я надменнее тебя», – сказал бы один другому. «Да дурак ты, вот ты кто», – ответил бы второй и оставил бы собеседника наедине с собой.