— Тем не менее вы предлагаете моему сыну…
— Никто не требует от него научных изысканий. Ему надлежит всего лишь добраться до Оксенфорда. Если бы не преклонный возраст епископа Уайза, я бы не стал торопиться. Однако мне сообщили, что он дряхлеет буквально на глазах, стоит, да простится мне такое выражение, одной ногой в могиле. Промедлив, мы рискуем утратить нашу единственную возможность установить подлинность манускрипта.
— А если манускрипт потеряется по дороге в Оксенфорд, что тогда? — спросил Данкен.
— Чему быть, того не миновать. Но я уверен, что ты будешь беречь его как зеницу ока.
— Ну разумеется, — откликнулся Данкен.
— Это великая драгоценность, — продолжил архиепископ, — возможно, величайшая святыня христианского мира. От этих листочков зависит, может быть, будущее человечества.
— Пошлите копию.
— Нет, — сказал прелат. — Если посылать, то только оригинал. Сколь тщательно ни копируй — а у нас в монастыре есть необычайно искусные копиисты, — можно упустить, даже не заметив того, какую-нибудь мелочь, которая необходима для определения подлинности документа. Мы, между прочим, все-таки сделали копию, вернее, две; обе они будут храниться в монастыре под замком. Так что, если оригинал потеряется, текст останется при нас. Но на деле потеря оригинала — катастрофа с непредсказуемыми последствиями.
— Что, если епископ Уайз установит подлинность манускрипта, но засомневается в пергаменте или чернилах? Или он разбирается не только в арамейских текстах?
— Мне кажется, — ответил старец, — вопросов такого рода не последует. С ученостью, которой обладает наш брат во Христе, ему не составит труда определить подделку всего лишь по стилю письма. Но если твои опасения подтвердятся, нам придется искать другого ученого, специалиста по пергаменту и чернилам.
— Ваша светлость, — проговорил лорд Стэндиш, — вы упомянули о теориях по поводу Пустоши. Вы сами отдаете предпочтение какой-либо из них?
— Трудно сказать, — пробормотал архиепископ. — Все они весьма изобретательны, некоторые же грешат почти полным отсутствием логики. Меня привлекает предположение, что Пустошь используется для возрождения: силы Зла нуждаются в отдыхе, чтобы пересмотреть цели и укрепить свои ряды — этакое вывернутое наизнанку отшельничество. Вот почему они опустошают ту или иную местность, наводят на нее своего рода порчу, устанавливают вокруг барьер, который не подпускает любопытных и позволяет сколько угодно готовиться к следующим пятистам годам дурных дел. Человек, выдвинувший эту теорию, стремился показать, что за несколько лет до возникновения очередной Пустоши Зло как таковое ослабевает, а затем, наоборот, становится все более жестоким. Однако он, по-моему, не преуспел в своих исследованиях. Ему вряд ли хватило фактов, на которые можно было бы опереться.
