Невыносимо хочется ее ударить, хочется ударить за эти слова, за этот голос, за эти слезы. И внутри растет отвращение к себе самому. Несколько сильных ударов по кровати у ее головы. Так, что она резко замолчала от страха, а меня вскинуло еще сильнее. Все они одинаковые. Все меня боятся. До смерти, до липкого пота. Оттолкнул от себя и не глядя бросил:
— Иди мыться. Вечером у меня будут гости, я хочу, чтоб ты вышла к ужину.
— Будь ты проклят… таких, как ты, не должно быть в этом мире.
Я ухмыльнулся ей, и загорчило во рту так, что я подавился этой горечью.
— Но я есть, малышка, и ты есть. Наверное, нам обоим не повезло или повезло, кто знает.
— Отпусти меня домой. Отпустииии…
— Будь послушной девочкой, и кто знает, может быть, я тебя отпущу.
А потом застегнул ширинку и заправил рубашку.
— Твоего брата вчера прооперировали.
— Где? О боже. Как? Как он? Пожалуйста, дай мне позвонить маме.
Она бросилась следом за мной, а я со всей силы шваркнул дверью.
— Дааай, позвонить. Что ж ты за чудовище. Я буду… буду… буду.
Меня затрясло в приступе хохота. А ведь у каждого есть своя цена. Ее только нужно правильно назвать. Маленькая сучка не просто выводила на эмоции, она заставляла себя чувствовать ничтожеством… а еще мне хотелось, чтоб именно она так не считала, и только за это безумно хотелось ее ударить. Так, чтоб кровью запачкать все лицо, стереть с него следы невинности, вот этого выражения чистоты, как упрек мне — грязному монстру.
Успех острого слова зависит более от уха слушающего,
чем от языка говорящего.
Уильям Шекспир
Он это сделал специально. Бросил мне информацию и хлопнул дверью, чтобы я мучилась в неизвестности, чтобы ломала себя сама. И я ломала, пока терлась мочалкой и до боли намыливала оскверненные им волосы, дергая их и растирая с остервенением. А в ушах этот дьявольский голос про операцию Мити. И ни слова больше. Нарочно. Чтоб я извелась, чтобы представила себе самые страшные варианты исхода хирургического вмешательства, чтобы думала о маме, которая там сходит с ума одна. Без моей поддержки, не зная, где я. Проклятый манипулятор нашел мое слабое место и теперь будет туда бить, колоть, резать именно туда и там, и мне придется уступать, мне придется делать все, что он захочет, лишь бы узнать о брате и о маме. А если сделать вид, что я покоряюсь, что я готова быть послушной? Он сам уступит? Даст мне поговорить с мамой? Я и этого не знала. Однажды я подчинилась, но он так и не дал мне сотовый. Передумал. Ублюдок, какой же он все-таки ублюдок.
