– С ума сойти, – говорит матушка.
Мимо бредет местный пчеловод и тоже останавливается перед забором поглазеть на цветок.
Спустя миг из дома появляется Катерина.
– Ты чего тут? – громко спрашивает она. – Хрен ли ты ходишь? Иди себе!
Я второй раз замираю в изумлении. Никогда не слышала у Катерины ни такого тона, ни такого голоса.
– Да я это… – говорит пчеловод. – Ты чего, Кать?
Она выпрямляется во весь свой небольшой рост – впереди враг, за спиной роза – и разражается бранью. Из которой ясно, что ни один подлец не может пройти мимо ее дома, чтобы не покуситься на цветок. Одни завидуют; другие хотят себе такой же; третьи мерзавцы, которым лишь бы испаскудить чужую радость.
– Знаю я, чего тебе надо! – визжит Катерина.
И наступает на пчеловода, выкрикивая ругательства, – взвинченная, злобная, остервеневшая, защищающая свою волшебную розу от ублюдков, живущих в нашей деревне. Где тихая пьянчужка, от которой я за двадцать лет не слышала ни одного грубого слова? Она солдат, вокруг которого война; она последний хранитель прекрасного в окружении варваров.
Пчеловод бежит.
Роза цветет.
Катерина уходит в дом и снова, могу поручиться, занимает свой наблюдательный пост.
– Красота, – на обратном пути нравоучительно говорю я маме, – преображает людей.
Мама молчит.
– Ты только, – говорю, – больше не давай никому свои розы.
Мама молчит.
– А то здесь все, – говорю, – поубивают друг друга.
– Как будто это что-то плохое, – бормочет матушка, научившаяся от меня старым мемам.
Пару лет назад на окраине деревни горела изба Симаковых. И сгорела. Полыхало так, что из пяти ближних домов еле-еле отлили три, а два так и остались калеками: один лишился пристроя с кухней, второй пугал обуглившимся дочерна фасадом.
Стали собирать всем миром для погорельцев. Понятно, что страховки нет, а занялось, потому что выпивали в честь отсутствия праздника. У Симаковых всегда гуляли на совесть: тяжеловесно, с мучительным надрывом, без этого вашего пошлого веселья. То ноги друг другу переломают, то Шарика дворового прирежут с пьяных глаз, то беременную бабу пихнут неудачно. Или удачно – это уж как посмотреть. В принципе, дед Симаков всегда говорил, что хватит с него этих выродков.
Народ, конечно, пошумел, потому что зять Симакова, как выяснилось, баловался с паяльником, оттого и загорелось. И нет бы для дела использовал – пытал там кого-нибудь или просто кошку мучил. А то по дурости, солдатикам игрушечным головы поотшибал, поменял местами и пытался заново припаять. В процессе уснул, естественно. Кое-кто бормотал, что лучше бы он себе голову отшиб. Но сбора средств это все равно не отменяло.
