Но ладно – дети. У меня есть знакомая семья: мама, папа, пятнадцатилетняя дочь. В середине января я встречаю папу с дочерью в парке. Спрашиваю шутливо, где они забыли маму. Папа так же шутливо отвечает, что их выгнали из дому: мама разбирает елку, а она любит делать это в одиночестве.
«И выносит елку тоже сама, – поддерживает дочь (у нее папины снисходительные интонации). – Ветки ей обкусывает секатором. Садистка!» Оба посмеиваются: немного свысока, но беззлобно.
Месяц спустя мы сидим с их мамой в кафе. Заговариваем о Новом годе. Я показываю фотографии наших новогодних игрушек. И вдруг она говорит: «Знаешь, а я каждый год реву, когда убираю елку. Ничего не могу с собой поделать. Снимаю игрушки, складываю в коробку – и плачу».
Я смотрю на нее, забыв про дурацкие фотографии.
Она плачет каждый год, когда настает пора убирать елку. Она выгоняет мужа и дочь, чтобы они не видели, как она ревет.
А они думают, что ей нравится убирать елку в одиночестве.
Когда мне было семнадцать, папа поехал в Америку и привез мне оттуда свитер.
С таким же успехом можно было написать «слетал на Марс». Очень далеко от нас была та Америка. Я вообще, собственно говоря, все три недели папиного отсутствия не верила, что он в Америке. Ну, какой Нью-Йорк, что вы, честное слово, не смешите меня.
Потом папа вернулся и привез свитер.
И вот когда я увидела эту вещь… В общем, сразу стало ясно, что папа меня не обманывал.
Мама же, увидев подарок, открыла рот, а потом закрыла с клацающим звуком и прикусила зубами хвостики крепких выражений, которые уже рвались наружу. Поскольку эти выражения вопиюще не соответствовали торжественности момента и общей маминой нежной натуре. Русским же языком было сказано: «Девочке нечего носить. Привези что-нибудь этакое!» – и рукой так сделано: этакое. Ну, понятно ведь любому, да, что имеется в виду? Элегантное, тонкое, облегающее, стильное. Вырез лодочкой, рукав три четверти. В крайнем случае – две.
Свитер лежал на кровати, скрестив рукава на груди, и на морде его было написано, где именно он видал все эти ваши три четверти с лодочкой.
Во-первых, он был огромный. На бирке у него было написано, кажется, XXL, и это честные американские два икс-эль, рассчитанные на нормального краснорожего реднека, вскормленного кукурузой, бигмаками и пивом.
Во-вторых, основной его цвет был серый. Серый мне не шел.
В-третьих, он был странный. С узкой горловиной, весь состоящий из пестрых серо-черно-белых полос шириной в мою ладонь, и каждая полоска отличалась от соседней, а стыки между ними были сделаны в виде шнурков. Мы тогда не знали слова «пэчворк», но что-то в нем было от пэчворка, только прямоугольного.
