Василиса Михайловна со страхом посмотрела на свою тень и проговорила:
- Да такую бомбу наши не дадут кинуть.
- А они, думаете, спрашивать станут? Вон вчера в газетах был напечатан меморандум.
- Что? - еще больше пугаясь, спросила Василиса Михаиловна.
- Меморандум, - таинственно повторил Никодим Павлович и, обтерев руки платком, в котором были принесены раки, поднялся из-за стола. - Ну, мне пора. Кажется, дождик?
Все трое молча прислушались, глядя в темные окна. По крыше стучал дождь.
Никодим Павлович надел фуражку, попрощался и, уверенный, что Люда после сегодняшнего вечера стала еще больше удивляться его учености, пошел в сени.
Накинув пуховую шаль, Василиса Михайловна проводила его до крыльца, предупредила, чтобы он нагнул голову, потому что во дворе развешаны веревки для сушки белья, и остановилась у порога, слушая осторожные, удаляющиеся шаги. Вечер был темный. Тихо и печально шумел дождь. Вдалеке хлопнула дверь, шаги смолкли. «Кис-кис-кис», - позвала Василиса Михайловна, кутаясь в шаль, и ей казалось, что с кошкой случилось что-то недоброе и что кто-то чужой стоит за плетнем. Наконец мокрая кошка прошмыгнула в сени. Василиса Михайловна заперла дверь на крюк и задвижку и пошла спать.
- Хоть и ученый человек, а всю душу бередит своими разговорами, - сказала она внучке с досадой. - Скорей бы порешали вы с ним.
- Неужели ты все еще думаешь, что я пойду за него? - ответила Люда. - Ох ты, бабушка, бабушка. Ты уж не хлопочи за меня. Я большая стала.
Все-таки сердечная у Василисы Михайловны внучка, хоть и любит на людях насмешничать. Да и насмешничает не со зла, а когда ей немного совестно или стеснительно.
Василиса Михайловна легла с тревогой на сердце. Раньше спокойно было в станице, тише: до ближней станции надо было идти сто верст. А в прошлом году провели до самого Дона железную дорогу, понаехали всякие люди, ходят с трубами, вымеряют, многих переселили на новые места. Хоть и сказали Василисе Михайловне, что ее курень оставят на месте, а кто его знает. А тут еще повадился этот «командировочный» со страшными историями… Василиса Михайловна заснула, и ей снилось, что по всему двору разлилась вода и никак невозможно было пройти к корове, а на скворешне сидел Никодим Павлович и спрашивал, что такое солнце.
Ночью к ним постучали. Василиса Михайловна села на кровать и перекрестилась.
Украдкой, словно стараясь не разбудить спящих, в листьях акаций шуршал дождь, тот самый тягучий дождь, который зарядил еще вчера вечером. Шум дождя в листве был похож на торопливый беспокойный шепот, и казалось, по палисаднику все время ходят на цыпочках. Стояла такая темень, что в комнате не было видно окон.
