— Сергей Образцов, этот великий кукольник, по-моему, ошибается, — говорила она, снизив голос и круглыми глазами поглядывая в направлении комнаты соседа. — Я не согласна с его утверждением, что любовь к домашним животным облагораживает человека. По-моему, человек и тут остается царем природы: домашние животные теряют всякую привлекательность, попав в руки неблагородного человека. Вот, например, собаки. Хозяин — хам, и собака гадит на тротуар. Да, да, да. Эх, мир был бы идеален, если бы человек обретал благородные качества характера так же легко как он заводит собаку.
Мы не легли спать и пили чай в ожидании Жени, но он не вернулся домой до утра. Перебрав за ночь все варианты уличных трагедий, я с первым поездом метро прибыла на завод.
Цех кинескопов помещался в главном корпусе, в так называемом надстроенном этаже.
Так удалось провести реконструкцию, в результате которой на заводе появился новый цех кинескопов.
Туда я бежала ранним утречком, когда по улице двигались лишь поливальные машины, шевеля огромными серебристыми усами, в скверике на площади сменялись солнечные желтые листья, и возле мраморного подъезда широко зевала вахтерша, вышедшая посмотреть на рассвет в рассуждении, какая нас ждет нынче погода.
Я пробежала мимо нее, грохоча каблуками как Аттила, вождь гуннов, взвилась на лифте вверх и очутилась в просторном и пустынном цехе.
Чистый солнечный свет нежился на мощных округлых боках корпуса «дороги».
Вокруг не было никого. В первый миг это обстоятельство меня даже не поразило. Потом я услышала за спиной тихий шорох: это скрывалась куда-то серая тень Фестиваля.
— Эй! — заорала я, как грузчик. — Фирсов! Валя!
Он проявил ускоренную шибкость. Я ринулась за ним и чуть не споткнулась о торчащие из-под железного тела конструкции чьи-то ноги.
Это были Женины ноги. Но рядом с ними торчали и другие. И это были, уже вне всякого сомнения, дамские ноги.
Я присела на корточки и заглянула под машину. Женя лежал на расстеленном по полу брезенте бок о бок с какой-то девицей. Вокруг них живописно клубились хрустящие «синьки», валялись гаечные ключи, светился ручной фонарик.
— Вы что, тут прямо и работаете? — спросила я.
Девица была абсолютно вульгарная, и глаз не надо, чтобы разобраться.
— Нет, мы тут только ночуем, — сердито сказал Женя. — Работать на этой штуке пока невозможно.
Вульгарная полезла вон, мелькая из-под синего халата голыми ногами.
— Спасибо, Лялечка! — крикнул ей вслед Женя. И совсем другим тоном мне: — Ты что так рано?
