— Ау, есть, кто живой? — поинтересовалась я у пустоты.
Никакого ответа. Пройдя чуть дальше, увидела нечто напоминавшее топчан, на котором виднелось тело старухи, укрытое тряпьём. Я решила посмотреть, что с ней. Подойдя ближе, подумала, что женщина мертва, но тут она высвободила руку из-под одеяла и цепко ухватилась за мою ладонь. Я попыталась вырваться, но без толку. С виду такая беспомощная старуха оказалась достаточно сильной.
— Присядь, дочка, — прошелестела она, — хочу кое-что сказать. Да не бойся ты, не съем.
Пришлось устроиться на краешке топчана. Мою руку так и не выпустили.
— Мне осталось недолго, — продолжила хозяйка лачуги, — хорошо, что ты наконец-то появилась. Я тебя ждала. Мне уже пора быть там, — старуха взглядом показала на потолок, — но я всё надеялась, что ты придёшь. Спасибо! — раздался кашель, и женщина на мгновение замолчала, — знаешь, мне говорили, что ты забыла обо мне, а я не верила. Права оказалась, пришла меня проведать на смертном одре.
Я никак не могла понять, о чём шла речь. Какая дочка? Меня что, за другую приняли? Я тяжело вздохнула, но решила дослушать собеседницу, которой, действительно, судя по её виду, осталось не так уж и долго пребывать на этом свете.
— Я всё время людей жалела, да лечила их, а за свою доброту получала чёрную неблагодарность, — по щеке женщины скатилась слеза, — но я ни о чём не жалею. Обидно, что та ссора развела нас, и я не смогла дать тебе материнского тепла. Я так скучала и надеялась увидеть тебя, хотя бы перед смертью. Видимо, не слишком много нагрешила, если бог даровал напоследок встречу с тобой. Там, — кивок в самый тёмный угол, — мешочек с деньгами. Это тебе. Возьми. Теперь слушай меня внимательно и не перебивай.
Чертовщина какая-то. Приняли меня за другого человека. Деньги отдают. Мне, конечно, жаль старуху, но, может, как-то помочь ей.
— Не о том думаешь, — вклинилась в мои мысли больная, — я же сказала, ни на что не отвлекайся, а слушай меня.
Взглянув на старуху, я едва узнала её. Она уже не напоминала умирающую: на щеках заиграл румянец, глаза заблестели, кожа на лице разгладилась и теперь передо мной была женщина лет сорока, не старше.
— Теперь сила моя станет твоей, знания мои будут твоими, сможешь людей лечить, спасать от смерти и ещё кое-что делать, но об этом узнаешь, когда жизнь сама подскажет. На, выпей, — мне протянули пузырёк с тёмной жидкостью.
Я заколебалась, но мне насильно всунули в свободную руку сосуд и волей-неволей, пришлось проглотить его содержимое. Жидкость оказалась терпкой и вязкой. Горло обожгло, будто бы мне налили неразбавленного спирта.
