— Всё так серьёзно? — поинтересовалась я у Кристофа.
Ответить мой спутник не успел, из близлежащего переулка на нас выкатило множество возбуждённых людей. Дорога оказалась перекрытой. Нам ничего не оставалось делать, как проследовать за толпой. Один из мужчин, задержавшись рядом с повозкой, обратился ко мне:
— Из деревни приехали?
Я кивнула.
— Там такого не увидите. Давай с нами. Сегодня на Сен Жу будут казнить подлых аристократов. Нынче пятерых. Держитесь меня, помогу занять самые лучшие места. Я тут, считай, что старожил: ещё ни одной казни не пропустил.
Нас вынесло на площадь, в центре которой возвышалось орудие смерти. Рядом с эшафотом находилась охрана, на помосте скучал палач. Плетёные корзины ожидали свой урожай в виде отсечённых голов. К нам на телегу забралось несколько человек, чтобы можно было лучше рассмотреть предстоящие события.
— Везут, везут! — раздались крики.
Я заметила, как из переулка выехали всадники, за ними показалась телега, в которой находились растерянные и недоумевающие люди. Среди них были две женщины. В осуждённых полетели тухлые яйца и камни. Вот телега остановилась у помоста. Женщины беспомощно огляделись по сторонам, словно ища защиты. Толпа улюлюкала в предвкушении предстоящего развлечения. Людей из телеги согнали вниз на булыжную мостовую. Тут я заметила, что одна из женщин беременна. Она бережно поглаживала заметно выступавший живот. У меня непроизвольно вырвался крик. Кристоф гневно взглянул на меня.
— Молчи! Нельзя!
Я зажала рот рукой. В это время на помост ввели первых осуждённых. Беременная дама запнулась и едва не упала. Было видно, что ей трудно подниматься по ступеням. Она надеялась, что кто-то поможет ей. Наши взгляды встретились. Что-то неуловимо знакомое было в облике девушки. Один из стражников подтолкнул её к ступеням, и она с трудом поднялась наверх. Вслед за ней взошёл офицер, поднял руку, призывая толпу к молчанию, затем развернул бумагу и зачитал приговор, гласивший, что все осуждённые приговорены к смертной казни через отсечение головы. Мужчины, казалось, смирились с уготованной участью, а вот женщины обнялись и заплакали. Между тем одного из осуждённых подвели к гильотине. Рядом стоял священник, предложивший отпущение грехов. Приговорённый, понурив голову, отказался. Палач подтолкнул его к скамейке, заставил опуститься на неё и рукой направил голову в полукруглый выступ гильотины. Затем проверил, не мешают ли волосы, потянул за верёвку, поднимая остро отточенный нож вверх. Офицер махнул рукой, нож устремился вниз. Раздался хруст и голова мужчины, отделившись от туловища, полетела в заранее поставленную у помоста корзину. Палач подошёл к туловищу, стянул его за ноги и сбросил в люк, сделанный в помосте. Затем, вернувшись к корзине, подхватил отрубленную голову за волосы и высоко поднял, показывая толпе. Люди радостно закричали, размахивая красными фригийскими колпаками. Затем наступила очередь следующего. Действие повторялось снова и снова, пока не наступила очередь женщин. Девушки, захлёбываясь слезами, попрощались. Один миг и ещё одна жертва революции отправилась на свидание с апостолом Петром. Наступила очередь беременной дамы. Та, бережно поглаживая живот, с надеждой посмотрела на палача, словно тот чем-то ей мог помочь. От ужаса я закрыла глаза, стараясь не увидеть момента казни. Это не люди, а изверги какие-то! Пожалели хотя бы её. Прошла минута, вторая, но воплей возбужденной толпы я не услышала. Над площадью повисло напряжённое молчание. Открыв глаза, увидела странную картину. Девушка всё ещё была жива. Офицер нервно теребил в руках какую-то бумагу. Затем, взяв себя в руки, развернул листок и начал читать:
