Между тем другой офицер – комендант так называемого Первого лагеря обершарфюрер Карл Френцель – в сопровождении автоматчика медленно двинулся вдоль строя вновь прибывших.
– Мастера есть? – громко спросил он. – Сапожники, плотники, кузнецы, шорники? Швеи, портнихи?
Акселя не требовалось приглашать дважды. Он быстро соображал, сразу понимал, где выгода, как нужно поступить. Он сделал шаг вперед и громко заявил:
– Я ювелир, господин офицер! И этот человек тоже, он мой компаньон! Якоб, не мямли, скажи! Мы хотим работать по специальности, господин офицер!
Якоб тоже шагнул вперед:
– Да, я ювелир. Вот кольцо, я его делал… обручальное кольцо моей жены. Ханна, покажи!
Стоявшая неподалеку Ханна услышала слова мужа и подняла вверх руку с кольцом.
Комендант слегка улыбнулся на такую непосредственность и одобрительно кивнул мастерам:
– Отлично! Ювелирам найдется дело.
И двинулся дальше вдоль строя. Ему надо было отобрать из присланного человеческого материала все ценное. Не должно было пропасть ничто, что могло пригодиться Германии! Обрадованный Аксель хлопнул друга по плечу:
– Говорил же я: держись за меня, Якоб!
Офицер с мегафоном в руках вновь заговорил:
– Соблюдайте порядок! Сперва в душ идут женщины. Мастеровые отходят в сторону, их поведут в душ потом.
Стоявшие вдоль перрона полицейские окружили женщин, велели им построиться по двое и повели прочь. Ханна с Магдой шли в хвосте колонны, их было хорошо видно, вплоть до момента, когда колонна вошла в ворота лагеря. Аксель и Якоб провожали жен взглядами.
– Не знал, что у нее был любовник, – с горечью произнес Якоб.
Он не знал и другой, более важной вещи: что он видит свою жену в последний раз…
Ханна узнала свою судьбу раньше Якоба. Когда колонна женщин вошла в ворота лагеря и свернула налево, к приземистому зданию с широкой трубой на крыше, офицер, командовавший колонной, остановил ее. Женщинам приказали раздеться догола и сложить одежду на специальные тележки. Когда кто-то попытался возразить, немец грубо прикрикнул на недовольных и пригрозил, что тех, кто не подчинится, будут бить и разденут насильно.
Всякая любезность из поведения охраны исчезла. Охранники нагло смотрели на раздевавшихся женщин, угрожающе поигрывая дубинками. Узницам ничего не оставалось, как подчиниться.
– Нет, это уже больше, чем просто немецкий порядок, – заметила Магда, которая по-прежнему старалась держаться поближе к Ханне. – Я о таком раньше даже не слышала.
