– Так это хорошо, – как можно радостнее затормошила Стеша соседку, даже захлопала в ладоши. – Завидую. Меня сто лет уже никто никуда не приглашал. Так что надо собираться и идти. Помнить, конечно, что мужчины свои словечки перед нами раскладывают, как сыр в мышеловку, но… идти. Это картошку неделями можно убирать, а сеяться следует в один день. Весна – она быстрая, – иносказательно поведала о женском счастье.
– Но меня же… немцы… – вернулась к старому Зоря. Успокоительное лекарство от песни кончилось…
– Он поймет, – как можно беззаботнее махнула рукой Стеша. – Сама потом все расскажешь, и поймет. Война же. И гады творили, что хотели. А он еще больше любить и жалеть будет. Нам, бабам, порой жалости хочется больше, чем слов любви. Ох как хочется! И того, и другого…
Сама едва не заплакала в голос, жалеючи и свою судьбу. И неизвестно, сколько времени бы сидели так, шмыгая носами, но послышался голос бабы Лялюшки:
– Зорька! Зоря, ты где?
Девчата пригнулись, принялись торопливо вытирать носы и глаза.
– Зорька, негодница!
Имя свое странное Зоря получила от отца.
– На зорьке родилась – Зорей и будет, – отмел он все иные предложения по имени.
– У нас половина поселка коров Зорьками зовут, – попыталась урезонить его мама, всегда боявшаяся любых нововведений. Скорее всего, наложила свой отпечаток на характер работа провизора: положено для лекарства отвесить семь граммов какого-нибудь порошка или отсчитать две капли из пипетки, – неукоснительно и безоговорочно будут семь и две. – Давай Полей. Или Катериной.
– Зоренька, – обнимал отец первеницу и столько нежности и ласки вкладывал в это имя, что иного уже не представлялось по отношению к дочери. Подмигивал матери: – Для остальных ребятишек тоже найдем только их, индивидуальные имена.
– А если вечером народится?
– Вечорой будет. Или Звездочкой.
Не успел. Не получилось придумать ничего более: Зоря оказалась и первеницей, и единственной. Очень мечтал построить отец свой дом, а лес для сруба издревле заготавливался зимой – так дольше потом служила изба. Не успел увернуться от падающего дерева, слишком много в ту зиму намело снега. По колено. Не отбежал на безопасное расстояние.
– Вот вы где, – обрадовалась баба Ляля, отыскав пропажу. Отметила сумрачный вид товарок, соотнесла причину с крестницей, но внимание на хлюпающих носах не стала акцентировать. – От ног отстала, пока вас нашла. Зорька, грудки уже выперли, как здравствуйте вам, а все еще неслухменая. Кому первая смена на ужин? Кыш!
