— Вы молоды, сильны, поверьте, вы еще встретите женщину, которую полюбите. Не отчаивайтесь, Павел.
Павел оторопел, не думал он услыхать слова утешения от едва живой, только сегодня пытавшейся отравиться женщины. Он посмотрел в глаза Наташи, сухие, воспаленные, и увидел в них нежность и заботу. Глаза Лиды были такими же, ласковыми и нежными. Больше Наташа за весь вечер так ничего и не сказала Павлу.
Утром, чувствуя необходимость с кем-то поделиться, Павел позвонил Андрею.
— Ты уже зверюгу свою гулял?
— Нет еще, собираюсь.
— Тогда вместе пойдем.
— А ты что ж не уехал?
— Ладно, пошли.
— Ну хорошо, сейчас.
Опять моросил мелкий надоедливый дождь. Воздух был насыщен влагой до такой степени, что казалось, еще чуть-чуть, и у всех людей вырастут жабры. Дашка была не в восторге от перспективы гулять под дождем, но делать было нечего. Все трое шли насупленные, чуть озлобленные.
— Так чего ты в городе? — спросил Андрей.
— Да с девчонкой плохо.
— Прости, не понял.
— Ну, с той, которую я привез в воскресенье, с аппендицитом.
— А что там за сложности?
— Она в больнице таблеток наглоталась. Жить ей, видите ли, надоело.
— Подожди, так у нее же с животом проблема, а не с головой.
— Понимаешь, я сам еще до конца не понял, мне ее лечащий позвонил. Я сразу подъехал, а она ни говорить, ни видеть никого не хочет.
— Ясно. Похоже, ребенок в Шекспира решил поиграть.
— Наверное. Хотя она, на мой взгляд, уже совсем не ребенок.
— Я тебе могу чем-нибудь помочь?
— Нет, пожалуй. Да и какая тут может быть помощь. Там ее врачи теперь пасут. Это я тебе просто из вредности рассказал. Чтоб ты со мной вместе пострадал.
— Понятно. Да, кстати, сегодня день недели какой?
— Суббота.
— Понятно.
Унылый дождь не прекращался. Основательно вымокнув, они вернулись в подъезд, и уже на площадке Павел спросил Андрея:
— Послушай, а что, по-твоему, может толкнуть человека на суицид?
— Ты о чем, дорогой, неужели все так плохо? Ты вроде вполне успешный писатель, здоровьем не обижен, что с тобой приключилось?
— Да я не о себе. Меня девочка та беспокоит. Что могло ее так сломать, что ей жизнь не мила?
— Паша, это ты у нас инженер человеческих душ. Тебе и карты в руки.
— Шляхтич, я живу в мире, который сам придумал, а здесь жестокая реальность. Потому-то я и спрашиваю тебя, ты-то в женской психологии разбираешься получше меня.
— Паша, ты пользуешься недостоверной информацией. На мой взгляд, их сам черт не разберет.
— Ну ладно, извини. Пока.
— Пока, Павел.
