Перстень Ивана Грозного | страница 3



Елена попыталась повернуть голову, чтобы в последний раз увидеть возлюбленного — но из этого ничего не вышло. Тело не слушалось ее, как чужое.

Машина покатилась вперед, подскакивая на ухабах и постепенно набирая скорость.

Подъездная дорожка шла под уклон, и машина катилась по ней быстрее и быстрее.

Елена все еще была жива. Широко раскрытыми от ужаса глазами она видела, как мимо проносятся кусты шиповника в темных высохших ягодах, золотистые стволы сосен… впереди был поворот дороги, который уходил к главному зданию пансионата, но машина ехала прямо, к обрыву, огороженному низеньким символическим заборчиком…

Удар — и машина, проломив ограждение, выкатилась на край обрыва, на мгновение зависла на самом краю, словно раздумывая.

Впереди был глубокий овраг с крутым склоном, на дне которого виднелись огромные валуны, в незапамятные времена оставленные ледником.

Машина перевалилась через кромку оврага и устремилась вниз, разгоняясь и подпрыгивая на ухабах.

«Быстрее, быстрее, быстрее… скорее бы уже это кончилось», — успела подумать Елена — и тут все кончилось, кончилось страшным ударом и ослепительной вспышкой, после которой наступила бесконечная, бездонная темнота.


Жарко в горнице. Печь изразцовая накалена, чуть не светится. Жарко в горнице, томно. На высокой кровати мечется молодая женщина, пот стекает по лицу. Лицо красно, измучено. Рожает.

Рядом стоят мамки да прислужницы, шепчут, крестятся.

— Ну, еще потерпи, милая!

— Мочи нет…

— Потерпи, болезная… вот мы тебе сейчас поясок освященный повяжем, он непременно поможет!

В дверях показался высокий старый человек. Лицо властное, гордое — еще бы, сам великий князь Василий Иванович!

Властное лицо от боли перекошено, от страха за молодую любимую жену. Сил нет глядеть, как она мучается.

— Выйди, батюшка! — просит его мамка Ефросинья. — Негоже тебе здесь быть!

Повернулся, вышел… тяжело идет по кремлевским покоям, словно тяжкий груз несет.

И вдруг позади, за спиной крик раздался. Не женский крик — младенческий. Просветлело лицо князя, повернулся, поспешил назад, дитя свое увидеть. Вошел в горницу — а Ефросинья уже тянет к нему руки, а в руках — дитятко. Личико красно, сморщено, никакой лепоты, но таковы все новорожденные.

— Мальчик! — радостно говорит Ефросинья.

— Слава тебе, Господи!

От сына перевел взгляд великий князь на жену, на Олену.

Лицо бледное, истомленное, но в глазах светится радость. Радость и гордость.

Еще бы — родила она наследника великому князю, родила будущего государя.