Женщина с мешком уселась на свободное место возле редактора, и это отвлекло его от приятных размышлений.
— Ух, окаянный! Тяжесть-то какая!.. — отдувалась она, но все же ласково погладила рукой туго набитый мешок.
Странно: из города везут муку в деревню.
Поезд уже тронулся, когда в вагон вошел, напустив холодного воздуху, адвокат Гавлас; коренастый, он по-матросски широко расставил крепкие ноги и, сняв запотевшие очки, стал их протирать.
— Мое почтение! — приветствовал его, не вставая, редактор. Д-р Гавлас пробормотал что-то, снова водрузил очки и, только теперь узнав Фойтика, тоже поздоровался.
Поезд рассекал синюю тьму наступающего вечера. На гладкой поверхности реки, у самой насыпи, покачивался синеватый утопленник — месяц. А за рекой и лугами, — там, где уже вздымались холмы, тускло мигали подслеповатые окна черных изб. На станциях и у сторожевых будок неистово лаяли собаки.
С шумом и криками люди вываливались из вагонов. Д-р Гавлас занял освободившееся напротив редактора место, забился в темный угол и упорно молчал, и только его живые карие глаза поблескивали за стеклами очков, словно жемчужины в раковинах.
— Сегодня у меня сплошные невезенья, — пытался завязать разговор редактор.
Однако д-р Гавлас не проявил к его словам ни малейшего интереса.
— Похоже, «Вестник» опоздает на один день. А люди ждут… Привыкли, как к хлебу.
— Ну, велика беда один день, — неохотно отозвался наконец д-р Гавлас. Затем, сосредоточенно поковыряв пальцем в ухе, прибавил: — Те, кто читает его в Германии, Франции, Бельгии, не говоря уже об Америке, и не заметят опоздания… Да и наши читатели… Вы говорите: «Привыкли, как к хлебу»? А я вам скажу: когда нет хлеба, то и читать не хочется!
В голосе адвоката редактор Фойтик уловил глухую досаду. Так говорят люди, которых внезапно постигла неудача, и все их раздражает, даже без причины. Редактор подавил любопытство и выжидательно молчал. Он был уверен, что д-р Гавлас не утерпит и сам все расскажет.
— Вот вы воображаете себя несчастным только из-за того, что газета выйдет на день позже. Что же тогда сказать про меня? Сегодня я проиграл процесс, проиграл… хотя знаю, что мой клиент прав, — мрачно заговорил адвокат, словно угадав, что редактор ждет его исповеди.
И взволнованно продолжал:
— Представьте себе: крестьянин Купка продал Магату лесу на две тысячи крон. Магат — вы, вероятно, знаете, он деревенский ростовщик, чуть ли не миллионер, — так вот, этот самый Магат дал Купке двести крон задатку. Лес срубил, вывез — и больше не заплатил ни гроша. Ну, тут, конечно, суд… известная история. Представьте далее. Купка отправляется в суд, думает — сейчас ты у меня попляшешь! Является и Магат, разодетый, раскланивается направо и налево, со всеми любезен, словом — сама обходительность, черт бы его побрал! Производит очень приятное впечатление. Судья спрашивает: «Почему вы не заплатили Купке причитающиеся ему тысячу восемьсот крон?» А он как подскочит, лицо вытянулось, челюсть отвисла чуть не до пупа, и говорит, ко всеобщему удивлению: «Я? Да мы с ним в расчете! Он у меня в лавке набрал товару больше чем на тысячу восемьсот крон, а точнее: на тысячу девятьсот двадцать четыре, вот документы, счета. — И вытаскивает из кармана замусоленную книжку, где якобы записаны все долги Купки. — Ведь он сам же все и подписал… Пожалуйста, смотрите».
