Впервые я встретил ее в издательстве, где работал внештатным редактором в отделе научной литературы. Я был тридцатилетним, не удовлетворенным жизнью специалистом по нидерландской литературе. Она сотрудничала с другим издательством, но одновременно писала эссе о двадцатом веке для одного из наших сборников. Большинство авторов этого сборника собрались тем летним утром в зале заседаний, а я разносил им кофе. Открытые окна не спасали от духоты. Потом она рассказывала, что ей бросились в глаза длинные рукава моего свитера и она сразу задала себе вопрос — почему. В тот момент, когда, стоя справа от нее, я взял чашку с подноса и наклонился, чтобы поставить перед ней, правый рукав моего свитера слегка задрался. Резко вскинув голову, она посмотрела на меня.
«Тебе надо уйти от этого мужчины», — сказала она.
Заметив мое смущение, она улыбнулась и положила руку мне на плечо.
Лишь несколько недель спустя я попросил у нее объяснения. Ведь я не похож на человека, по виду которого можно с уверенностью судить о его сексуальной ориентации, — по крайней мере, так мне казалось. Она ответила не сразу, посмотрев на меня с легкой усмешкой.
«Никогда не читал Шерлока Холмса?»
«Нет».
«И я нет. Только по телевизору видела», — сказала она, рассмеявшись, громко и заразительно.
«Женщины кусаются и царапаются. Но лишь мужчины оставляют в плоти отпечатки своих пальцев», — сказала она.
В то время я был уже достаточно опытен, чтобы по той интонации, с которой она закончила фразу, понять, что она не видит смысла продолжать эту тему.
Каким бы старательным учеником я ни был и как бы тщательно она ни готовила меня к моей будущей миссии, я знал, что я не писатель. Конечно же, в юности, как всякого заядлого читателя, меня мучило желание овладеть тем, что приносит счастье и душевное спокойствие. Но вскоре я понял, что душевное спокойствие — это и есть мое и что я никогда не буду творцом, просто не имею необходимых для этого качеств. Проведенные рядом с ней годы помогли мне разобраться в том, чего мне не хватало или чего, напротив, во мне было слишком много.
«Слава Богу, ты втайне не мечтаешь стать писателем и не надеешься, что я тебе помогу, потому что я не в состоянии этого сделать», — сказала она как-то в начале нашего знакомства. Я ответил тогда, что ей нечего бояться: я читатель и не собираюсь менять своего призвания.
«Ну и хорошо», — успокоилась она, добавив, что считала важным рассказать мне побольше о писательстве и что для нее было бы невыносимым чувство причиняемой мне при этом боли.
