Не надо. Я не хочу того, что сейчас будет. Еще не помню чего, но желаю именно наоборот: пусть это твердое станет сном, а явью останется теплая пустота перед закрытыми глазами.
– Вставайте.
Нет, я не хочу.
– Эй, да давайте же, вставайте!
Что? Когда? Оно. Проснулась.
Голод. Он проснулся секундой раньше меня, и зевала я сведенным ртом, полным слюны. Продрав глаза, выбралась из сена. Одеваться не требовалось: все, в чем я была, включая ремень и обувь, ночевало на мне.
– Эй, поднимайтесь! Ну?
Сотник. Обеспокоен.
– Что надо? Я так спал! – мечтательно сказал Шапинский.
Сотник хмурился молча. Безмолвный мятый Котов имел вид ребенка не старше двух лет, не понимающего происходящего и не нуждающегося в понимании. Подозрительно озирался Гайдук. Один Довгань бодро жестикулировал, показывал на длинное окно, заколоченное фанерой, с большой рваной дырой посередине. В дыре были видны несколько хат и задний двор.
Он сипел таинственно:
– Давайте, шевелитесь! Старуха встала.
– Какая, на хуй, старуха? Ну и что?! Ты щас в зуб выхватишь. Отвали!
– Вон!
По двору действительно прошла с ведром бодрая бабка в фуфайке и скрылась за низкой дверью сарая.
– И?
– В хлев пошла. Там корова.
– И?! – Я наряду с другими начала терять терпение.
Старуха не стала ждать всеобщего прозрения, деловито выкатилась из сарая и скорым шагом двинула прямиком в нашу сторону. Одновременно очнулся Котов.
– Если спалит, поднимет хай, – ровно сказал он и еще секунду оставался неподвижен.
Потом громко зевнул и шепотом скомандовал:
– Налево, бегом! Шмотки собрать до последней. И чтобы тихо. Убью.
Мы передислоцировались. Наблюдение за объектом продолжилось сквозь щель из дальнего помещения. Рисковали не успеть. Но бабка переоценила свои возможности, не выдержала собственного бега и на ходу вцепилась в радикулитный бок.
– Лечись, мамаша, – прошептал Шапинский сочувственно. – Чего ей надо?
Старуха разогнулась и несмело покачала закостенелыми бедрами, как школьный физрук на пенсии.
Довгань оглушительно просвистел:
– Сено брать. У ней там корова.
– Ты что, сквозь стену видишь?
– Блядь, я свой сидор забыл! – растерянно сказал Шапинский.
– Где?!
– Да это…
Тут бабка добралась до места. Прямо перед входом она вдруг свернула, с набега взобралась на небольшой дощатый настил с опорой на подоконник. Постанывая, сняла фанерный щит окна и таким своеобразным образом проникла в наш коровник мимо двери. Дверь, верно, существует для гостей вроде нас, заколочена намертво. Мы притихли. Если снаружи нам было бабку видно, то изнутри о происходившем оставалось судить по звукам.
