— Так-так, мало, что прогуливаете занятия, ещё и казённое добро решили испортить?
Мне стыдно. Поднимаю последнюю книгу и прячу пылающее лицо за обложкой.
— Не объясните мне, почему, решив проверить, как у вас проходят занятия, на преподавательском месте застал студентку?
Его правда.
К обязанностям преподавателя последнее время отношусь спустя рукава. Нет, я честно пыталась, но мысли вновь и вновь сбивались на кудесника. Речь путалась, цепочка рассуждений терялась. Девочки сжалились надо мной. Долорес вспомнила, что искусству «нравиться принцам» принцесс учат с детства, и взялась меня заменить.
— У нас сейчас самостоятельные практикумы, — лепечу я первое, что приходит в голову.
— Новое слово в педагогике? — ехидно осведомляется Хмурус.
— Возможно. Я всегда предпочитала нетрадиционные методы.
— Да куда уж нетрадиционее, — хмыкает он, — не появляется в аудитории. До такого и впрямь мало кто мог додуматься.
Опускаю голову ещё ниже. Чувствую, что вся горю.
— И после этого вы ещё пеняли мне на мою некомпетентность как ректора?
Мне и за тот выпад ужасно стыдно.
Действительно, глупо было даже предположить, что Чариуса Хмуруса столько лет держали бы на должности главы академии, будь он таким профаном, как я его выставила. У него определённо своя игра и козыри в рукаве. И мне всё это он предъявит вряд ли. Мне — только претензии. Заслуженные, надо признать.
— Могу ли я просить у вас внеочередной отпуск? — не поднимая глаз, бормочу я. — Просто физически сейчас не способна к педагогической деятельности.
Хмурус несколько секунд размышляет и сопит вверху (он настолько выше меня, что для встречи взглядами мне необходимо задирать голову), потом снисходит:
— Хорошо. Даю вам три дня. И это — беспрецедентный случай. Постарайтесь больше не допускать подобного. Не хочу, чтобы коллеги говорили об особом к вам отношении.
С этими словами он поворачивается и уходит. А я, пристыжённая, спешу в медотсек.
Присаживаюсь в кресло, ласкаю взглядом чеканный профиль моего кудесника. С замиранием сердца смотрю, как медленно и тяжело вздымается и опускается его грудь, и страшно боюсь, чтобы это движение прекратилось.
Ах, любимый. Ну что же ты никак не вернёшься ко мне? Сколько слёз я пролила. Сколько чар использовала. Сколько поцелуев подарила.
Вздыхаю, протягиваю руку, глажу по шелковистым тёмным волосам, трогаю холодную ладонь, на мгновение переплетаю наши пальцы.
Мама ошиблась.
Фее можно любить.
И даже нужно, а без этого она станет ворчливой и недоброй.
