Мурчелло — почему-то на цыпочках и как-то пригнувшись — направляется за нами, но Хмурус останавливает его:
— А ты, мой пушистый друг, останься. Разговорчик есть.
У самого же голос мягкий, бархатный, будто кутает.
Мурчелло так и застывает в позе статуи «неудавшегося побега».
А мы со Злобиндой благополучно покидаем апартаменты зельевара. По коридору идём молча, а у двери своей комнаты она останавливается и прикладывает палец к губам:
— Тсс! Никаких вопросов! Всё завтра!
И моему любопытству приходится лопнуть, как напоровшемуся на препятствие мыльному пузырю.
Злобинда улыбается беззлобно и устало:
— Там целая семейная сага. А ты мне взамен расскажешь, что связывает тебя с моей сестрицей.
Я вздыхаю. Пора уже достать эту историю из тайников души, как следует встряхнуть, повертеть и выбросить.
— Один непутёвый принц, молодость-глупость и первая любовь. Рассказывать особенно нечего. Иолара любила его, а он меня. Вернее, мы потом поняли, что любил он только себя. Но нервов друг другу изрядно попортили. Даже стыдно теперь.
Злобинда ласково, как настоящая старшая сестра, треплет меня по плечу:
— Главное, что всё хорошо закончилось, и все живы. — А потом чмокает меня в щёку. — И да, кстати, забыла спросить: будешь подружкой невесты?
— Ты же с моими девочками договорилась? — напоминаю я, а сама чувствую, как сердце пропускает удары: никто ведь никогда о таком не просил!
— Девочки тоже, — говорит она, протягивает руку, пожимает мою и улыбается: — Но ты — самая-самая главная подружка! Настоящая! Согласна?
Чтобы она не увидела моих слёз, обнимаю. Конечно, я согласна. И очень-очень благодарна.
Быть подружкой на свадьбе — это почти что войти в семью. Так ответственно!
Расцеловываемся, желаем друг другу доброй ночи, и я направляюсь к себе. Лечу и напеваю.
Столько случилось сегодня, как только моя голова всё вместила и осталась на месте?
Но приключения не спешат заканчиваться. И когда я сворачиваю в крыло, где располагается моя комната, замечаю знакомый силуэт.
Кудесник!
И что это он тут делает? Юркаю в нишу и прислушиваюсь.
Говорит так тихо, что слов не разобрать, сколько я не напрягаю слух. Его спутника почти не видно — словно он шепчется с тенью.
Но вот они слегка меняют позу, луна, заглядывая в стрельчатое окно, обливает их серебром, и я различаю второго.
Хмурус!
Вот, значит, как — два заговорщика! Не удивлюсь, если и они родственниками окажутся.
Однако ректор выглядит странно, будто неживой. Он и так-то производит впечатление почти инфернального существа, но сейчас вовсе, как болванчик: взгляд остановившийся, руки по швам, кивает на каждое слово.
