Сорок тысяч | страница 30
И все это было замешано на тонкой паутине его рассказов… Порою нелепых, странных и непонятных, но всегда новых. За многие годы он ни разу не повторился.
Так в моем мире поселялись и буддистские монахи, обуреваемые страстями и привязанностью к алкоголю, страшилы под кроватью, которые на поверку оказывались милейшими тварями, боящимися, и небезосновательно, людей. Странные старушки, побеждавшие мировое зло, и настоящий мир фей, которые по выходным курили трубку, пили ром и стирали крылья в местной химчистке.
И весь этот мир был только нашим. Когда мне было три года, он вырезал большие буквы из цветного картона и приклеил их на стену. Мой первый алфавит. Я надевала его очки, расправляла пижаму и с указкой учила его новым словам. Он хорошо учился, и уже к четырем годам я бегло читала газеты. В туалете. Как взрослая.
Иногда он приходил домой пьяненьким, с кульком конфет, и шел, извиняясь за свой поздний приход, укладывать меня спать. Он пытался рассказать новую историю, но быстро засыпал. И я лежала рядом, домысливая его рассказ. И вдыхала пряный запах табака и белого вина, и знала точно: именно так пахнет принц, который придет и унесет меня в настоящий мир. И будет таким же добрым.
Мать была всегда холодна. Они часто ругались. Она кричала на него, психовала, срывалась на откровенную грубость. И очень часто я слышала во время этих разборок: «ты не мужчина», «бездарность» и «скотина». Потом, когда он шел укладывать меня спать, я спрашивала его о значении этих слов. Он быстро менял тему, но я слышала… Да, именно слышала, как в темноте, шурша улиточным шагом по его не выбритым щекам, катились слезы. И я плакала вместе с ним, зная, что так будет лучше и легче для него…
А еще он всегда защищал меня от нее, принимая на себя удар.
Она выгоняла его из дома сотни раз. Может быть, даже тысячи. Он собирал сумку, целовал меня и уходил, говоря: «Заяц, не волнуйся, она успокоитс, и я вернусь». И возвращался. Со своими байками и прогулками по темным улицам.
Когда мне было шесть лет, в жизни матери появился другой мужчина. Какой-то ухажер из прошлого. Дядя Олег. Пустое существо, работавшее то ли слесарем, то ли монтажником. Отец много мотался по командировкам. А он стал захаживать к нам. И он мне не нравился – от него пахло дешевым куревом, водкой и ложью.
А мать выставила отца из дома. Развелась и притащила это существо в наш дом. Мой и папин.
Он молчал, пил, приносил деньги. И из-за него меня рано укладывали спать. Я психовала и злилась, а мать объясняла мне, срываясь на крик, что это и есть «настоящий мужчина, которого она ждала всю жизнь».