Борис откровенно вылупил глаза на такое театральное зрелище, Лиза засмеялась звонко и поцеловала Самвела в обе щеки.
— Здравствуй, горный ветер моей души!
В маленькой комнатке и раньше-то было тесно, а теперь стало совершенно не повернуться. Самвел наконец заметил постороннего мужчину, встал во весь свой огромный рост, выкатил горящие глаза и взялся даже за кинжал.
«Черт знает что! — подумал Борис. — Какая-то тысяча и одна ночь получается!»
— Не кипятись, Самвел! — спокойно сказала Лиза. — Убери свой кинжал, это мой брат из России.
Самвел вопросительно взглянул на Бориса, потом нехотя задвинул кинжал в ножны.
— Ты говорил, что все для меня сделаешь? — требовательно продолжала Лиза.
— Говорил, — согласился Самвел.
— Тогда возьми его с собой в горы, прямо сейчас.
— Сейчас? — изумился Самвел.
— Сейчас, — сурово подтвердила Лиза. — У него большие неприятности, ему нельзя нисколько здесь оставаться.
Видя, что он колеблется, Лиза подошла к огромному горцу, обняла и зашептала что-то на ухо. Борис отвернулся, чувствуя злость и отвращение.
— Завтра? — пробасил Самвел. — Ну ладно.
Он вышел и вернулся с большим мучным мешком.
— Полезай, генацвале.
— В мешок? — удивился Борис. — Зачем в мешок?
— Не бойся, дорогой, — хохотнул Самвел, — шашлык из тебя делать не буду. Хочешь жить — полезай, я тебя в мешке увезу — никто не догадается. Лаваш везу, барашек везу, вино везу. Если Исмаила убили — тебя искать будут, у меня в горах переждешь. В горах хорошо, ты увидишь. Полезай, генацвале.
Борис со вздохом влез в мешок, сопровождаемый смеющимся Лизиным взглядом. Самвел завязал горловину, легко подхватил мешок, как будто в нем был не взрослый мужчина, а трехлетний ребенок, вышел на улицу, взвалил на коня, вскочил сам верхом и тронулся неспешной рысью.
Борису казалось, что он не доживет до конца дороги — каждый шаг коня, каждый камень на дороге отдавался болью в боках.
«Это не хуже, чем обработка штабс-капитана Карновича», — думал он, подлетая на очередном ухабе.
Когда Самвел выехал из города и началась каменистая горная дорога, Борису стало совсем плохо. Он с трудом сдерживал стон. Все тело превратилось в один сплошной синяк. Однако всему приходит конец, и вскоре Самвел остановил коня и спустил мешок на землю.
— Ну, джигит, вылезай! Мой конь устал.
Он развязал мешок и, увидев измученное и вымазанное мукой лицо Бориса, не удержался от смеха.
— Ну, генацвале, в муке тебя обваляли, отбили как следует — придется теперь жарить.
