В молодости всё случалось спонтанно, стихийно. Шумно вваливались в час ночи с портвейном «Три семёрки». Юной, припухшей со сна хозяйке приказывали: «Мечи, что ни есть в печи». В печи, то есть в холодильнике, болталась пара банок консервов, початая жестянка кабачковой икры, стопка плавленых сырков, хвостик колбасы. Немедленно ставилась вариться картошка в мундире, резалась селёдка… И — разговоры, разговоры, стихи, негромкий перебор гитарных струн, пока не засинеют утренние окна.
Нынче этот номер не пройдёт. Осели, постарели, иных уж нет, а те далече. О визите желательно предупреждать за неделю, а то и за месяц. Звонить за три часа и ставить хозяев на уши — хамство.
Зато и принимающая сторона не ударит лицом в грязь. Стол ломится, его непременно украшает фишечка, что-то из ряда вон. В последний раз у Татьяны Всеволодовны подавали холодец в форме параллелепипеда изумительной, стеклянной прозрачности — хоть газету сквозь него читай. Внутри саркофага спал поросёнок, искусно собранный из кусков отварного мяса. Сходство с хрустальным гробом усиливали застывшие в желе букеты морковных и чесночных розочек, ёлочные венки из укропа и петрушки.
Валя и Гена выставили блюда с крабовым салатом, перевитым рубиновыми нитями из гранатовых бус и янтарными — из облепихи: все ахнули. Правда, весь ужин гости деликатно выплёвывали косточки в салфетки… Но ведь какая красотища — жалко есть. И на мобильники сфоткали, и в сеть выложили, и разговоров потом было на месяц.
У Верочки Сидякиной подавали рыбные «рафаэлки» и печёночные пирожные — произведения искусства. Одним словом, хозяйки лезут из кожи вон, чтобы поразить, удивить, переплюнуть…
А у меня? Всё та же унылая картошка с мясом и грибами из духовки. Плавающие в рассоле огурцы и мятые помидоры. Тазики оливье, «мимозы», сельди под шубой — давно перекочевавшие в анекдоты…
Один-единственный раз я захотела побыть современной европейской дамой, дорожащей своим драгоценным временем и не опускающейся до чёрной кухни. Как белый человек, заказала из ресторана суши, пиццу, жареных кур, контейнеры со всевозможными салатами, пироги — и даже официанта во фраке.
Видели бы вы присутствующих дам — они окаменели, помертвели, оскорблённые в самых святых чувствах. Они-то, накрывая домашние столы, тратили кучу времени, душу вкладывали, изощрялись, исторгали гейзеры кулинарной фантазии… А я им под нос — казённое, чужое, холодное, не согретое теплом своих рук и сердца. Выхолостила сам смысл русского гостеприимства.
