Большая стирка | страница 23



— Да пошла она к чёрту, подушка! — взрывается муж.

Тем не менее — не пропадать же 500 золотым рублям — мы покупаем подушку. И, чтобы уложиться в нужную сумму, ещё чугунную гусятницу. Доплатив 300 рэ.

Итого: мы ушли, нагружённые совершенно не нужными нам двумя кукморскими сковородами, гусятницей и бамбуковыми подушками, 70х70. Не считая 300 с лишним рублей, потраченного времени и бензина на дорогу туда-сюда.

— Цыганам у них поучиться, как вытягивать деньги из кошелька, — ворчит муж.

Через три дня в мобильнике выскочило сообщение: «Уважаемая Надежда, рады сообщить, что на ваш счёт поступили 500 серебряных рублей!». Садистки ухмыльнувшись, муж звонко щёлкнул, удаляя СМС-ку: так давят вошку на гребёнке.

Но до сих пор магазин меня не забывает. Трогательно поздравляет со всеми праздниками и бомбардирует ликующими, заполошными, отчаянными вскриками, впрочем, не без ноток заговорщической интимности: «Рады сообщить вам, Надежда…» «Ждём вас, Надежда!» «Надежда, поздравляем, только для вас…»


Читаешь дореволюционную рекламу — там фамилия работала на детей, внуков и Ко. Фамилия была гарантией надёжности, совестливости. Брали сайки от Филиппова, грибы от Головкова, мармелад от Абрикосова. Пуховые платки у Пелагеи Черневой, валенки у Вавилова, швейные машинки — у Зингера, конечно. Г-н Сухановъ предлагал велосипеды, Сергей Ильичъ Васильевъ — очки, пенсне и лорнеты. Кто затевал строительство — приглашали к себе Михалёв, Ткачёв, фон Рибен…

А мы затеяли поставить пластиковые окна. Нынче реклама стыдливая, безымянная, безликая, скучная, сиротская. Никто не спешит «светиться», присваивая фирме свою фамилию. Порасспросила знакомых. Одна заказывала в одной фирме. Другая — в другой. Пожимают плечами: «Как повезёт. Раз на раз не приходится…»

Утром приехали четыре щуплых паренька. Пока выгружались, через слово — ор и мат. Я предупредила: «Ещё услышу — вытурю вместе с окнами».

Окон много. Работают, матерятся шёпотом. Двенадцать, час, два часа дня… Выхожу к ним: «Ребята, когда у вас обед?» — «Да мы без обеда, ничего».

Лично я, при своём овечьем весе, не могу обходиться без еды больше четырёх часов. Даже не занимаясь физическим трудом. У меня начинают от голода трястись руки, подгибаться ноги, не соображает голова, и я становлюсь ужасно психованной. (Для любопытных: сахар и йод в норме, паразитов нет).

А тут молодые растущие мужские организмы. Мне становится их очень жаль. Дешёвый, тяжёлый и грязный труд на холоде и сквозняке. В то же время ювелирный: нельзя ошибиться на миллиметр. И это, когда их обезьяноподобные сверстники-тунеядцы в столицах ловят кайф и давят пешеходов на мазерати и лексусах. Напрасно я не разрешила им материться.