- Неужели тебя не радует это чувство? Теперь, спустя столько лет, ты можешь признаться себе: ни эта, ни любая другая трагедия, больше не трогают твою душу. Багряное Пламя очистило тебя от страданий, от грусти и печали, от страданий и горя, как ты и хотел. Твои чувства – отголоски прошлого, запертые на семь замков, истинная же твоя сущность чиста и лишена страстей.
Внезапно я почувствовал едва заметное шевеление окружающего меня воздуха. Сосредоточившись, я вцепился в это ощущение и не отпускал его, пока вновь не ощутил глубоко внутри себя биение смертного сердца, перекачивающего по пока еще незримым венам, эфемерную же кровь.
- Разве не прекрасно это чувство, когда нет больше оков бренной плоти? Когда есть только чистый разум, подобно божественному, что некогда носился над тьмою?
Медленно, слишком медленно тело моё снова начинало существовать. Дым опалил мои легкие, а жар огня, прежде ласковый и подобный весеннему ветру, обжег вновь обретенную плоть. Каждая частица меня кричала от невыносимой боли бытия, противясь своему рождению. Я упал на землю, опалённый и задыхающийся, а невидимые крылья, что несли мой дух, опали и обратились в пепел. Теперь я обрел и свой голос, но всё равно не мог выдавить из пересохшего горла ни звука, наблюдая лишь, как пламя окружает нетронутый до сих пор островок Храмового холма, как знамёна с четырехглавой Гидрой устремляются всё выше по изящным мостовым, неумолимо отвоёвывая у защитников ярд за ярдом.
- Но чувствуешь ли ты теперь что-то помимо физической боли? – на этот раз голос звучал совсем близко, но я оказался не в силах даже повернуть голову, дабы встретиться с Пугалом лицом к лицу - только бог не чувствует боли. Ведь он и есть боль. Он не имеет начала и конца, не имеет ни плоти, ни духа. Но в то же время он – всё.
- Оставь меня наконец, - тихо, даже не осознавая, произнес ли я эти слова вслух или про себя, сказал я, - ты понятия не имеешь о моих чувствах и мыслях. Так не смей же говорить о том, чего не знаешь!
- В самом деле, я не очень хороший рассказчик, но ведь видения прошлого и туманные намёки – это так таинственно. Создается впечатление какой-то жуткой тайны, не правда ли? Впрочем, уже поздно придумывать что-то еще, это будет выглядеть глупо. Но касательно одного ты неправ: я знаю о тебе больше, чем ты можешь даже представить, знаю такое, в чем ты не можешь сознаться самому себе.
- Думаешь, я могу хоть что-нибудь понять в этих бессмысленных полётах над горящим городом? Я уже не одну сотню раз переживал смерть моей семьи, жены и детей, смерть города, в котором жил и страны, которой служил. В своих снах я видел это так отчётливо, будто всё происходило наяву.
