Десант высадился с обеих сторон от города в нескольких милях от стен, укрытый темнотой и беспечностью жителей. Ворота оказались открыты, а большая часть Первого легиона, расположившаяся в лагере в полумиле от Текрона, отреагировала на происходящее только когда город занялся пламенем, принимая бьющие в набат колокола за полуночное ознаменование окончания зимы. Уничтожив всех, кто мог оказать сопротивление в городе, ахвиллейцы вчетверо превосходящими силами ударили в подошедшие было на помощь городу тагмы легиона, в считанные минуты уничтожив последнее сопротивление.
После этого Текрон тщательно и методично разрушался до самого основания, а все жители его оказались убиты или обращены в рабство. Так, без объявления войны, империя Ахвилла уничтожила главную морскую базу своего противника, а заодно и большую часть моей семьи. Не осталось даже тел, только пустые могилы родителей, братьев, сестер и их детей в погребальном саду Стафероса.
Теперь эти воспоминания вновь нахлынули на меня, будто сделав немым свидетелем тех событий. Я прибыл на развалины Текрона только спустя два года, после окончания войны. В видении же я стал свидетелем его падения. И там я видел, кто открыл ворота перед врагами, но поверить в это никак не мог. Да и можно ли хоть в чем-то доверять этому созданию?
- Не спится? – послышался над ухом голос Альвина.
Я не отвечал, всё еще находясь во власти видения и нахлынувших воспоминаний.
- Надо просто выпить, - не унимался он, - пьяный уснет хоть на приеме у императора. Пойдем к костру, приор Евгений нынче ночью тоже не спит, но он, в отличие от тебя, согласился с моим методом борьбы с бессонницей и вот уже третий час сыплет презабавными историями про духовную службу Ордена…
Пьяный голос друга молотом отзывался у меня в голове, но я чувствовал: сон этой ночью уже не придет. Мне так хотелось высказать всё то, что я долгие годы хранил в тайне, облегчить душу и выслушать совета, но в глубине души все же понимал: нельзя. Нельзя сесть сейчас у костра и, выпив, рассказать историю моей жизни, переплетенную с тем, кого я именовал Пугалом. Он был тенью на стене, ножом убийцы в глухом переулке, вестником бед и зла, почти нереальный, едва осязаемый. У всех моих врагов, казалось, было его лицо, лицо кукловода, дергавшего за ниточки. Пусть от этого и веяло безумием, но я окончательно утвердился в реальности его существования. Однажды я уже подобрался к нему достаточно близко, но та роковая встреча едва не стала для меня погибелью, и выжил я лишь чудом. Но даже об этом не знала ни одна живая душа, только я один. И одному мне придется нести эту ношу, как бы ни хотелось ее передать друзьям и родным. Потому как неизбежно те, кто хоть кончиками пальцев касался завесы моей тайны, неизбежно отправлялись в Чертоги Тишины.
