Набравшись решимости, она откашлялась:
– Если с помощью этого… спектакля ты пытался что-то доказать, то, уверяю тебя, ничего не вышло. Я буду признательна, если впредь ты не будешь набрасываться на меня без предупреждения.
Бастьен расхохотался:
– Ты думаешь, что твоя просьба способна ослабить наше сумасшедшее влечение друг к другу?
– Я хочу, чтобы ты меня вообще не трогал, – отрезала Ана, закутываясь в пальто. Ей было холодно, несмотря на то, что в салоне было тепло.
Она снова позволила Бастьену пошатнуть ее крепость под названием «самоконтроль», которую с таким трудом создавала. Эмоции одержали победу.
Ане часто доводилось видеть, как ее мать предается опустошающей страсти, а в итоге остается брошенной. И срывает злобу на дочери. Нет, она не желает поддаваться ощущениям, которые в ней вызывает Бастьен, какими бы волнующими они ни были.
Она сама управляет своей жизнью и своими эмоциями.
– Обещай, что это больше не повторится, – произнесла Ана как можно спокойнее.
Бастьен видел, что ей с трудом удается держать себя в руках, и испытывал странное чувство сходства между ними, ибо сам старался совладать с влечением к Ане. Слишком стремительно все выходило из-под контроля.
Он знал, как дорого приходится платить за возможность дать волю эмоциям. Каждый день он наблюдал, как мать выставляет напоказ свои чувства, опустошая себя. В конце концов от нее осталась одна оболочка, и она перестала нуждаться в сыне, тем более – в его любви.
Той страшной зимой он поставил перед собой цель: любой ценой оградиться от эмоций. И ему, как правило, это удавалось… пока не появилась Ана.
Бастьен посмотрел на ее влажные губы, которые на вкус оказались гораздо слаще, чем в его воспоминаниях о том дне, когда он практически раздел ее на яхте.
Он вспомнил гладкую ложбинку между ее грудями, сейчас прикрытую джемпером и пальто. Его губы не забыли прикосновений к Ане, и это разжигало Бастьена.
Он глубоко вздохнул, отпустил ее и начал лихорадочно придумывать тему, которая сможет хоть немного умерить его желание.
– Как поживает твоя мать?
Глаза Аны расширились. Бастьен никак не отреагировал на ее просьбу. Мисс Дюваль не имеет права просить его о чем-либо. Тревога в ее глазах уступила место ледяной надменности.
– Она в порядке, но тебе это наверняка известно.
Лили Дюваль постоянно жаждала внимания, и о ней невозможно было не знать.
– Раз уж мы стали вежливыми, как поживает твой отец? – поинтересовалась она нарочито деловым тоном. Но бешеный пульс, бившийся на шее, выдал Ану. Бастьен был доволен собой: ни один его мускул не дрогнул.
