— Мы все должны взять себя в руки, — строго заметила Даша. — Все! И немедленно!
— Ты не пей больше, сладкий! — спокойно посоветовал Илья. — Тебе вредно! Ага?
Идеальный мальчик Митенька, невинно хлопая чересчур длинными ресницами, снова самозабвенно увлекся фруктами, словно ничего не случилось, любовно поправив чисто вымытую аккуратную льняную гривку. Кудрявый малыш Денисик вновь радостно приклеился к Даше и начал что-то страстно нашептывать ей на ухо. Валентин недобро ощерился.
Миша потерянно глядел вокруг. Лучше всего было просто уйти — и расцветай, травка! Так-то оно так… Только сейчас за окном осень, и вся травка давно завяла, а Каховский себе больше не подчинялся: ему, видно, предначертано зависеть от других. Снова и опять. И Даша…
Миша отыскал ее глазами. Она вновь мило беседовала с Ильей и, казалось, не видела и не слышала никого и ничего, кроме цыганенка.
— Тебе нравится здесь, роднулька? — меланхолично спросил Митенька. — У нас главное — искренность, доброта, расположенность. И полная естественность и откровенность во всем: в поведении, в разговорах, в мыслях. Ты прости меня, Мишель, но ты, на минуточку, умен, одинок и несчастен. Извини, но это бросается в глаза с первого взгляда. А с нами ты станешь другим. Совсем другим себя почувствуешь. Просто найдешь себя, себя обретешь! Хотя сегодня ты в полном растрепе и раздрае.
«Ну и компашка… Жуть фиолетовая… — подумал Миша. — Интересно, я идиот от природы или просто чудовищно неопытен? Наивняк! Дашка, видно, со всеми ними… куда мне еще лезть…»
Он не отвечал Дронову, тщетно пытаясь собраться с разбежавшимися мыслями, хотя бы чуточку постичь увиденное и услышанное. По возможности… Правый висок набухал привычной тягостной болью. Очевидно, всерьез начиналась аристократическая болезнь пятого прокуратора Иудеи, всадника Понтия Пилата. Роман о нем Мише читала вслух бабушка. Она не любила эту книгу, но читать все-таки согласилась. Зато со своими комментариями по поводу кощунства и безбожия автора. Бабушкиных замечаний Миша не осознавал, не вникал в них, но говорящий кот ему страшно понравился. Настоящий отпад…
Висок ныл все сильнее. Не надо было пить…
Митенька встал и прикрыл распахнутую ветром дверь. Потом подошел к окну и захлопнул форточку — он до смешного боялся сквозняков. В темноте звездного вечера классический, медальный профиль Дронова вырисовывался особенно четко и чисто.
— Ты честолюбив и тщеславен, — продолжал негромко рассуждать льняной мальчик, вернувшись на свой стул. — Но в этом ведь нет ничего дурного. Как и в том, как мы живем. Да, у нас странная и дикая, на первый взгляд, компания. Але? — он глянул в упор синими яркими очами. — Ты не спишь, подруга? «Я странен, а не странен кто ж?..» И тебе с нами будет хорошо, роднулька.
