Я вел машину, стараясь унять пляшущее сердце. Думать надо было спокойно. Машина залита кровью и забита засвеченными железяками. Сами мы, грязные и в крови, совсем не похожи на добродетельных граждан, вернувшихся с ранней вечерней прогулки. Первым делом избавиться от оружия, потом нужно место переодеться, помыться, наскоро залатать дырку в пареньке. Ни ко мне, ни к Мише в таком виде нельзя. Охрана и, самое скверное, камеры. Понатыкали чертовых электронных глазков повсюду. В приличное жилье теперь и не зайдешь без видеоидентификации. Я наскоро перебрал варианты: подтереть потом записи, найти себе какой-нибудь намордник.
— Балаклавы не снимайте! Тебя мне лучше совсем не видеть, — сказал я раненому.
Никуда не годится. Оставалось единственное, но вести туда Мишку отчаянно не хотелось. Молодой, не поймет. Но, похоже, лучшего не выдумать.
— Значит, так, парни. Нам нужно где-то привести себя в порядок. Есть одно место. Надежное, главное.
— Дядя Коля, у нас отход есть.
— Видел я ваши отходы.
Зеленый телефон задребезжал незнакомым пакистанским номером. Собственно, знакомых пакистанских номеров у меня и не было.
— Дима, я насчет аварии, — голос, естественно, был незнакомым.
— Какой аварии?
— Дима, не тупи. Твоей аварии. Короче, ты засветился на камеры, все твои подвиги, номера машины, личная идентификация, все дела. Так что отскочить не надейся, ничем помочь не смогу, и никто не сможет. Думать надо было, где и что ты делаешь. Короче, влетел ты, дружище, по полной, по самые помидоры. Все понял?
Судя по помидорам, звонил Ушаков.
— Да. А… в туннеле тоже камеры стояли?
— В туннеле? Не знаю, кажется, нет. Ну, бывай. Мне лучше не звони.
Я опустил окно и вышвырнул основной телефон.
— Где там ваш отход?
— Что-то случилось?
— Я на камеры попал. Меня ищут теперь, нельзя вам со мной.
Мы заехали в глухой проулок, я даже не знал, что он есть в этом месте.
— Камер точно нет?
— Точно. Была одна, скорее всего, нерабочая, но и ее заклеили час назад, перед делом.
Невозможно поверить, но времени действительно прошло всего ничего. Только час назад, даже меньше, я выбирал галстук и раздумывал над дизайном.
Скрипучие железные ворота распахнулись, одна створка, правда, посередине застряла, но машина прошла. Двор выглядел глухим, заброшенным местом, ни одно окно не горело. Ржавый и гнутый металл над приямками входов в подвал, косые полуобвалившиеся водостоки, вязь граффити, покрывающая остатки штукатурки в несколько культурных слоев. Офисы? Мастерские? Миша вытащил большие мусорные мешки из потрепанного микроавтобуса и начал раздеваться. Я, как мог, протер оружие, и, разобрав, раскидал детали по разным мешкам.
