Когда я очнулся в следующий раз, темнота была не такой уж густой, даже при выключенной лампе. Похоже, опять настал день. Сквозь вентиляционную решетку довольно громко играла музыка, неожиданно латиноамериканская. Есть хотелось отчаянно, и я принялся за завтрак. Выбирать приходилось по оригинальному принципу: продукт должен быть достаточно мягким, чтобы прожевать без болевого шока, а упаковка поддаваться голым рукам.
Покончив с едой, я зарылся в коробку в поисках духовной пищи. Первым делом мне попался складной перочинный нож, а следом — запечатанный пластиковый цилиндр с планшетом. Планшет, если я правильно понял, был оформлен на мексиканскую компанию. С голландского я с годами научился переключать мгновенно, а с испанским пришлось повозиться.
Отечественные телеканалы и информационные агентства, конечно, не упоминали ни меня, ни Мишу. В их мире не существовало ни нас, ни Сандерса, ни громкого теракта, а только смутное «возмутительное и варварское преступление, бесплодная попытка расшатать ситуацию и вызвать панику». Подробности приводились скупо и размыто, без имен. Основной темой дня был торжественный парад, посвященный десятилетию вступления в НАТО. Второй по значимости новостью шел традиционный «большой прогресс на пути к безвизовому обмену». Серьезные мужчины обещали без тени стыда, словно впервые, принятие «дорожной карты» уже до конца года.
На Западе много говорили и писали о Сандерсе. На бесконечных фотографиях и видео он удил рыбу, играл в теннис, метал с кафедры внешнеполитические молнии, улыбаясь, вел дочь к алтарю. В общем, с придыханием рассказывали о любящем отце, сыне и муже, преданном патриоте, посвятившем жизнь стране и миру, мечтавшем сделать их лучше. Какие-то олухи с важным видом рассуждали о нашей внутренней ситуации, не понимая в ней ровным образом ничего. Меня упоминали скупо, обычно несколькими словами, но с противоположных позиций. Примерно половина называла меня доказательством глубоких реформ в российском обществе вообще и в судопроизводстве в частности, другая половина, наоборот, указывала на мое освобождение как на признак глубокой коррумпированности.
В эмигрантской прессе и в русскоязычных редакциях индийских и китайских каналов Мишу не упоминали, иногда говорили про дядю Мишу, намного чаще про меня, но героем дня блистал судья Васильев. Я нашел его интервью, данное всего часа два назад «Свободной России».
— Сегодня в нашей телестудии в Мумбаи в прямом эфире необычный гость, судья Адмиралтейского суда города Санкт-Петербурга Владимир Сулейманович Васильев. Или правильнее сказать бывший судья?
