«Ты знаешь хорошо, ты знаешь лучше меня о существовании в одиночестве. Однажды, когда я говорила о радости жить и когда ты был охвачен грустью, как я сегодня, ты сказал мне, посмотрев на меня, что ты не знал, о чём я думала, несмотря на мои слова; что ты не знал, была ли живой краской бросавшаяся мне в лицо кровь.
«Все наши мысли, как самые значительные, так и самые мельчайшие, относятся только к нам самим. Всё нас отбрасывает в нас самих и нас приговаривает к нам одним. Как раз сегодня ты сказал: «Есть вещи, которые ты скрываешь от меня, и я не узнаю их никогда — даже если ты мне их говоришь», ты мне показал, что любовь есть лишь своего рода праздник нашего одиночества, и ты закончил, прокричав мне, когда я погружалась в объятия твоих рук, «Наша любовь это я!» И я тебе ответила возражением, увы, неизбежным: «Наша любовь это я!»
Он хотел говорить. Дружеским и отчаянным жестом она положила свою ладонь ему на рот и сказала громче, созвучием более трепещущим и проникновенным: «Послушай… Возьми меня, сожми мои пальцы, приподними мои веки, прислонись всей своей грудью к моей груди; шарь по мне твоими ладонями или твоей плотью; целуй меня долго, долго, до тех пор, когда будешь дышать моим ртом, до тех пор, когда мы не смогли бы больше узнать наши рты; делай из меня то, что ты захочешь, чтобы тебе приблизиться, тебе приблизиться… И ответь мне: «Я тут для того, чтобы страдать. Ты «её чувствуешь», мою боль?»
Он ничего не говорит, и в сумеречном покрове, который их окутывал, напрасно их водружал друг на друга, я увидел, как она сделала головой бесполезный отрицательный жест… Я увидел всё убожество, исходящее из этой группы, которая однажды, случайно, в сумраке, не сумела больше молчать.
Это правда, что они тут и что они не имеют ничего, их объединяющего. Между ними пустота. Напрасно говорить, действовать, возмущаться, неистово вскакивать, бороться и угрожать, одиночество вас укрощает. Я вижу, что у них нет ничего, что их бы объединяло, ничего.
*
«Ах! — сказала он», — больше не говорим никогда о горе и радости; их разделение поистине слишком невозможное дело. Но даже взаимное проникновение умов друг в друга исключено. На свете нет двух существ, которые говорят на одном и том же языке. В некоторые моменты, без какой-либо причины, происходит сближение; потом, без достаточных оснований, происходит отдаление друг от друга. Люди сталкиваются друг с другом, ласкают друг друга, делают больно друг другу; смеются, когда следует плакать, никогда ни на что не способные. Пара всегда безрассудна. Ты сам так сказал, я не придумала эту фразу. Ты, имеющий столько ума и знаний, ты сказал мне, что два собеседника были как два слепых друг перед другом, и почти как два немых, и что двое любовников, которые сливаются вместе, остаются такими же чуждыми Друг другу, как ветер и море. Личный интерес или различная направленность чувств и мыслей, усталость или, напротив, острое проявление желания спутывают внимание, мешают ему быть поистине сознательным. Когда слушают, то ничего не слышат, когда слышат, то ничего не понимают. Пара всегда безрассудна.»
