И ничего не выходит как надо.
Весь день Леонард лажается и лажается, но никогда не жалуется.
А ночью, когда все во взводе спят на двухъярусных железных шконках — Леонард начинает плакать. Шепчу ему, чтоб замолчал. Он затихает.
Рекрутам ни на секунду не положено оставаться одним.
* * *
В первый день пятой недели огребаю от сержанта Герхайма по полной программе.
Я стою навытяжку в чертогах Герхайма — каморке в конце отсека отделения.
— Веришь ли ты в Деву Марию?
— Никак нет, сэр!
Вопросик-то с подлянкой. Что ни скажешь — все не так, а откажешься от своих слов — сержант Герхайм еще больше навешает.
Сержант Герхайм резко бьет локтем прямо в солнечное сплетение.
— Вот же гниденыш, — произносит он и ставит точку кулаком.
Стою по стойке «смирно», пятки вместе, равнение на середину, глотаю стоны, пытаюсь унять дрожь.
— Ты, гондон, меня от тебя тошнит, язычник хренов. Или ты сейчас же во всеуслышанье заявишь, что исполнен любви к Деве Марии, или я из тебя кишки вытопчу.
Лицо сержанта Герхайма — в дюйме[15] от моего левого уха.
— Равнение на середину! — Брызгает слюной в щеку. — Ты ведь любишь Деву Марию, рядовой Джокер, так ведь? Отвечать!
— Сэр, никак нет, сэр!
Жду продолжения. Я знаю, что сейчас он прикажет пройти в гальюн. Рекрутов на воспитание он в душевую водит. Почти каждый день кто-нибудь из рекрутов марширует в гальюн с сержантом Герхаймом и случайно там поскальзывается — палуба в душевой-то мокрая. Рекруты вот так случайно поскальзываются столько раз, что когда выходят оттуда, то выглядят так, будто по ним автокран поездил.
Он за моей спиной. Слышу его дыхание.
— Что ты сказал, рядовой?
— Сэр, рядовой сказал «никак нет, сэр!»! Сэр!
Мясистая красная рожа сержанта Герхайма плавает передо мной как кобра, зачарованная звуками музыки. Его глаза буравят мои, они соблазняют меня на ответный взгляд, бросают вызов, чтобы я на какую-то долю дюйма повел глазами.
— Узрел ты свет? Ослепительный свет? Свет великого светила? Путеводный свет? Прозрел ли ты?
— Сэр, ай-ай,[16] сэр!
— Кто твой командир отделения, гондон?
— Сэр, командир отделения рядового — рядовой Хеймер, сэр!
— Хеймер, на середину!
Хеймер несется по центральному проходу и замирает по стойке «смирно» перед сержантом Герхаймом.
— Ай-ай, сэр!
— Хеймер, ты разжалован. Рядовой Джокер произведен в командиры отделения.
Хеймер сразу и не знает, что ответить.
— Ай-ай, сэр!
— Пшел отсюда.
Хеймер выполняет «кругом», проносится обратно по отсеку, возвращается в строй, становясь у своей шконки, замирает по стойке «смирно».
