— Нет, ну это черт знает что, — в сердцах бросил Семендяев.
— А? — Разумович повернулся к нему. — Ну-ка, повтори.
Лицо его вдруг изменилось, Семендяев будто в зеркало посмотрел и увидел самого себя, только лет этак на тридцать моложе. Воздух стал густым и горячим, как кисель, сердце заколотилось, как помешанное. «Это нехорошо — двойника увидеть», — вспомнил он, теряя сознание.
Глава 15. Последняя разумная инстанция
К Козельскому, высокому, толстеющему брюнету с длинным носом и черными глазами навыкате, в этот день Семендяев всё равно бы не попал. С утра к Юрию Борисовичу заявилась делегация ученых из Дубны под предводительством майора Приходько из отдела связи с общественностью. О визите этом Приходько договорился с Козельским накануне, и мотивы у него вроде бы были серьезные, не отвертишься, но разговор с учеными сразу принял невразумительный характер. Минут десять они мотали душу Козельского суконными малопонятными фразами о какой-то ошибке, привнесенной швейцарским коллайдером, чертя при этом на бумаге заумные формулы и пытливо заглядывая ему в глаза. Учитывая полную отстраненность Приходько, который, закрывшись рукой, пялился в стол, а может и вовсе спал, Козельский пару раз пытался взять бразды правления в свои руки, но куда там. Его осаживали сентенцией, что, мол, дело крайне серьезное, тема вторжения или лучше сказать пересечения параллельных пространств (вы только вдумайтесь!) абсолютно не изучена, а потому необходимо срочно принимать самые решительные меры. Какие меры? — спрашивал Козельский, и всё начиналось по-новой. По крайней мере, так ему казалось, что по-новой.
Особенно усердствовал один из ученых — некто Мусатов Сергей Анатольевич, обнаруживший эту самую ошибку и вернувшийся ради этого из Швейцарии в Дубну. Впрочем, не совсем ради этого, в Дубну он приехал провести отпуск, соскучился по семье, а мог бы спокойненько отдохнуть где-нибудь на Мальдивах.
Когда он в третий раз нарисовал одну и ту же схему и, тыча в нее пальцем, принялся говорить, что вот она — эта самая расчетная точка пересечения пространств, Козельский сказал:
— Ну, хорошо, допустим. А я-то здесь при чем?
Он уже не единожды задавал этот вопрос и каждый раз ему отвечали, что он — последняя разумная инстанция, другие инстанции не адекватны. У кого только ни были, начиная с ученого совета и кончая представителями администрации Президента. Но сейчас Мусатов, поправив съехавшие на середину носа очки, ответил по-другому.
