И на голос, посоветовавший внимательно изучить послание, не обратил должного внимания, только поколупал пальцем в волосатом ухе.
Рядом досадливо крякнули, плотный желтый конверт сам собой раскрылся, из него выдернулся сложенный вдвое лист бумаги и, распахнувшись, с треском припечатался на столешнице прямо под носом газового магната.
— Пошло вон, — проскрипел магнат, небрежно смахнув письмо на пол, и снял телефонную трубку, дабы вызвать секретаршу.
Кто-то невидимый бухнул по рычагам с такой силой, что телефон дал трещину.
— Ах, так? — возмутился толстосум. — Моё имущество портить?
И швырнул в пространство перед собою увесистый баллон с минералкой, к которому периодически прикладывался по случаю жары. Он был мало того, что хам, но еще и изрядный скопидом — пил самую дешевую минералку из пластиковой бутылки. Мог бы, конечно, еще больше ужаться — до воды из-под крана, но это уже было слишком, из-под крана запросто можно было подхватить заразу.
Баллон, не долетев до стены, смачно впечатался во что-то, после чего, потеряв инерцию, плюхнулся на пол. Кто-то взвыл, вслед за чем с чувством сказал:
— Ну, гад! А вот за это точно по шее.
В полутора метрах от стола проявился разозленный гном. Маленькие его глазки метали молнии из-под клочкастых бровей, бороденка воинственно сбита набок. Он был одет, как маляр: клетчатая рубаха, потертый комбинезон из джинсовки, на затылке треуголка, свернутая из газеты.
— Уцуйка! — предупреждающе сказал еще кто-то, недоступный взору, но гнома уже было не остановить.
С криком «Ура-а» он ринулся на обидчика, которого, похоже, ненавидел до глубины души.
А ненавидеть было за что — на лбу его малиново наливалась здоровенная гуля.
Гномы, как известно, невероятно сильны, но тут Уцуйке попался достойный противник. Маленький магнат, так и не заимевший семью, вечерами усердно качался на тренажерах. Телевизор не смотрел, книг не читал (чего глаза портить?), зато мог запросто ударом кулака свалить с ног молодого крепыша. Как всякий коротышка, он имел смешенный центр тяжести, тяжелым седалищем был ближе к земле — не своротишь, а руками обладал длинными и мощными. Этот как даст в ухо — считай кирпичом отоварил.
И вот с этим-то хрюнделем сцепился разъяренный Уцуйка.
Лупцуются, волтузятся, дубасятся — никак один другого не одолеют. Уже у Уцуйки глаз заплыл, а у магната вспух нос, уже руки начали отваливаться, так нет, всё возятся, всё мутузятся. Сопят, плюются, лягаются. И тут Уцуйку осенило: надобно этого коротыгу подпоить, глядишь — ослабнет, тогда-то мы ему кренделей навешаем.
