— Готово, — с придыханием сказал Иннокентий.
— Вставляй, — велел Калачев.
Иннокентий вставил кассету в видеомагнитофон, на экране появилась парочка. Девица была неизвестна, а вот партнер отнюдь. Это был такой партнер, что закачаешься. Не отец Михаил, нет. Сам мэр!
— Ну вы, ребята, совсем офонарели, — сказал Калачев, после чего подошел ближе и даже нагнулся к экрану.
Монтаж был мастерский, не придерешься.
— Как же это? — просипел Иннокентий. — Был Михаил.
— Был да сплыл, — Калачев перемотал ленту вперед — неутомимый мэр трудился уже с новой пассией.
И так по всей пленке: глава то с одной, то с другой, то в целом коллективе.
— Ладненько, — сказал Калачев и вынул кассету.
И сунул её в сейф, вытащив взамен тугой конвертик.
Вручил конвертик Иннокентию, который заблеял было, что так нельзя, что это брак, что это вообще черт знает что, но Калачев сказал ему веско «Свободен», и Иннокентий вынужден был ретироваться.
Уже на улице он вскрыл конвертик. Там были зеленые, много зеленых, но они почему-то не радовали.
Глава 9. Верные помощники
Еллешт не пошел по стопам Варвасила. В стылой, голодной России, где сколотить капитал можно было лишь воровством, путь духовника, продвигающего идеи равенства и братства, идеи Высшей Морали, был оправдан, другое дело — благополучная Германия. Тут рваного босого просветителя не поймут, тут путеводной звездой служит положение в обществе и мешок, набитый евро.
Быстрый рывок наверх требовал хороших денег. Грабить банк не позволяли нравственные устои, поэтому хитроумный Еллешт для обогащения воспользовался недоступным для обычного смертного способом — вырыл клад.
Старая Дойчланд была нафарширована кладами, как колбаса салом, нужно лишь было знать, где копать. Мелкие клады охранялись невостребованными в Высших Сферах духами жлобов, крупные — гномами. Бывшие жлобы отпугивали кладоискателей от сокровищ наведением мрачных мыслей, гномы же просто перетаскивали клады в другое место, попробуй найди.
Ночью Еллешт особым заговором отпугнул гнома, вырыл клад и был таков.
Далее Еллешта мы будем звать Карлом Фройтом.
Клад с трудом уместился в два больших баула, которые Фройт отнес в снятый накануне номер дешевой гостиницы. Сюда же, как привязанный, приволокся расстроенный гном, которого, кстати, звали Уцуйка. Увидеть его было невозможно, всё он где-то прятался, чем-то постукивал, поскрипывал половицами, тихонечко чихал в пыли и пришептывал. Наконец успокоился и сказал тоненько, просяще:
