После церемониального марша государь приказал вызвать песельников, и под звуки громогласного Воротниковского «Грянем, братцы, песню!» он ехал подле батальона до тех пор, пока наш громадный юнкерский хор, аккомпанируемый оркестром, с воодушевлением не закончил песню словами: «на воротах Царя-града водрузим Олегов щит!»
И вскоре, через пять лет, большинству этой молодежи пришлось действительно двинуться к воротам Царьграда[117]. Немало из них спят уже вечным сном на полях Болгарии, и все участвовавшие в боях показали себя истинными героями, оправдав и царскую отеческую ласку, и царское спасибо…
Маневры в этот год продолжались очень недолго и закончились 12-го июля. Несмотря на краткость маневров, я в жизни никогда так не уставал, как за эти памятные четыре дня. В особенности тяжело пришлось на первом бивуаке, подле Александровской станции у Царского Села.
С вечера мы все были в отличном расположении духа, аппетитно поужинали и с веселым говором разлеглись под открытым небом на солому, которую нам роздали по снопу на брата. Ночью пошел дождь; сначала мы только ворочались и старались своими шинелями укрыться от непогоды, но вода скоро подобралась холодными струйками снизу и заставила постепенно подняться весь батальон. Офицерство спало в палатках на складных койках, и нашу долю разделял лишь дежурный. Дождь не переставая шел всю ночь. Промокший до костей, иззябший, я, да и другие семнадцатилетние воины, товарищи мои, возроптали и стали порицать военную службу с ее невзгодами и лишениями. Ужасно было жалко себя в эту ночь!.. Кто-то указал на возможность укрыться в дровяном сарае железнодорожной станции. Несколько десятков юнкеров бросились туда и в темноте так неудачно стали размещаться, что сдвинули поленницу и дрова загремели на нас, к счастью не зацепив никого. Пришлось покинуть этот приют и мокнуть до конца.
Утром батальон юнкеров двинулся к Красному Селу. Солнце в этот день старалось высушить нашу мокрую одежду и сильно припекало. Преследуя отходившего к лагерям неприятеля, нам приходилось зачастую идти по вспаханному полю, спотыкаясь на кочки и скользя по мокрой глине, или путаться в низкорослых, ни на что путное не годных «кустах». От жары и после бессонной ночи все вскоре сильно устали. Пить хотелось нестерпимо, а по дороги кроме желтой болотной воды ничего не встречалось. Некоторые юнкера, несмотря на окрики офицеров, припадали к этому ужасному пойлу и через носовой платок втягивали в себя красноватую воду; а другие, совсем обессиленные, присаживались на землю. Постепенно за батальоном образовался длинный хвост отсталых.
