Даже нет намёка на народный туалет. Мы уже готовы перешагнуть через приличия. Но деревца вокруг чахлые, кусты прозрачные. А если парк гуще – то гуляют мамочки с колясками или пенсионеры с собачками.
Кто из нас трёх произнёс бессмертную фразу: «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мой мочевой пузырь»?
Какое счастье, что на дверях подъездов ещё не появились кодовые замки! Мы, деревенские девчонки, наивно надеемся на чудо. Что позвоним в первую попавшуюся дверь и «попросимся». За деньги, разумеется.
В деревне-то бы нас пустили, ещё бы и за стол усадили, да расспросили о житье-бытье, да в баньке попарили, да спать уложили. А хозяин бы ещё и подмигнул и выдал что-то народное:
Если ты посрал, зараза,
Дёрни ручку унитаза.
Ну а если нет такой,
Подтолкни хавно рукой.
Мы засмущаемся, а хозяйка толкнёт мужа в бок и крикнет: «Чо мелешь-то, похабник! Девок в краску вгоняешь!».
…В основном двери враждебно молчат: граждане на работе. Одна старушка, высунув костяной носик через цепочку, выслушивает нас и в ужасе захлопывает дверь. Мы отчаянно и мстительно переглядываемся. В лифте взмываем на самый верхний этаж.
У нас нет пышных кринолинов. У мусоропровода мы закрываем друг друга по очереди пластиковыми пакетами, только входившими в моду. Ручейки журчат, ширятся, сливаются в устьица. Подбегают к краю лестничной площадки и… водопадиком устремляются в пролёт с высоты четырнадцатого этажа.
– Это не мы. Это собачка пописала, – резюмируем мы. – Три собачки.
И бесшумным стадцем, пряча друг от друга глаза, стараясь не цокать копытцами, спускаемся почему-то по лестнице.
О, если бы разгневанные москвичи застали нас на месте преступления! Думаю, мы добрались бы до вожделенных унитазов, но в несколько растерзанном, не в целом виде…
Над нами совершили бы суд Линча, с наслаждением расчленив кухонными ножами, сечками и топориками, пропустив через мясорубки в фарш. И, распределив поквартирно, спустили порционно в унитазы, в Москву-реку. Выместив, таким образом, всё вместе взятое благородное, снобистское негодование коренных на понаехавших.
А вы думаете, что послужило последней (в прямом смысле)каплей, переполнившей чашу столичного терпения? Откуда взялась эта вечная распря кошек и собак, провинциалов и москвичей? Кто её начал? Мы, три деревенские девчонки, и начали.
Следующий этап: перестройка, плодящиеся как грибы, фирмы и кооперативы. Разрешено всё, что не запрещено. Инициативный народ быстро сообразил, что туалеты – это Эльдорадо, золотое дно, тёплая живая нефть, неиссякаемая скважина!
