«Как?! Что случилось?» – ошарашено, на автомате отстукала Тоня.
«Популярная русская болезнь. Если бы я так пил – давно бы окочурился».
И даже это известие не выбило её из седла.
«Не могли бы вы… – и Тоня, рассыпала самые умоляющие, нежные слова, на которые была способна. Попросила отыскать книги Алтухина, выйти к поезду и пр. Собеседник не заставил себя долго ждать:
– «Не мог бы».
– «Почему?!»
Ответ пришёл исчерпывающий и вразумительный:
– «По кочану».
После чего Тоню навсегда вырубили из переписки как злостного спамщика.
В мусорном ведре Тоня нашла сопроводительное письмо Алтухина – листок, выпавший из книги.
«…Он тогда продал свой дом, продал картины и кров. И на все деньги купил…» Нет, купил не целое море цветов – а напечатал сто экземпляров стихов.
Что чувствует человек, держа в руках пахнущую свежей типографской краской книгу? Думаете, щенячий восторг? Нет, страшную усталость и опустошённость, душевную и физическую. И понимание, что самое тяжкое и унизительное впереди.
Раньше была цензура, печатали идейное и патриотическое. Сейчас та же цензура, только иного рода. Вывернутый наизнанку книжный сталинизм и брежневизм.
Я чужой в своей стране.
– Стихи хорошие, – горячо уверяю я директора книжного магазина. – Их будут брать. Если через полгода не раскупят эту пачку – я… Я плачу вам неустойку!
– Верю. Но сеть наших магазинов работает от крупного издательства. Мы обязаны работать только с его книгами. Что вы, что вы! Если узнают, что я взяла на продажу «чужого» – это крамола, меня уволят! – сжалившись надо мной, призналась директор. И даже опасливо оглянулась на дверь: не подслушает ли, не настучит ли кто-нибудь из сотрудников.
Что ж. Крупные акулы книжного бизнеса поглощают мелкие.
Нет более жалкого, опущенного труда, чем труд поэта. Нет более неходового, невостребованного товара, чем стихи.
Стихи – работа души. Душу, как товар, берут табачными, сальными, плохо мытыми после туалета пальцами, вертят, мнут… Нет, в последнее время даже не берут. Мельком взглядывают: «Душа? Кому нынче нужна ваша душа? Вот если бы рыба или мыло».
С чем можно сравнить моё состояние? Я схожу с ума. БОЛЬ, БОЛЬ, БОЛЬ сжигает меня изнутри, кромсает сочащееся кровью сердце, заставляет корчиться и плакать душу. Но кто догадается об этом по моему внешне бесстрастному лицу?»
Прошло полгода. Близился к концу зимний день: морозный, дымный, красный от заходящего низкого солнца. Зазвонил телефон на Тонином столе.
