Несколько солдат быстро вбежали по широкой лестнице главного корпуса тюрьмы и обнаружили, что двери камер раскрыты настежь, а из темного коридора слышатся стоны. Там находились тяжело раненные, умирающие солдаты — фашисты приспособили главный корпус тюрьмы под госпиталь.
Пойманные в ловушку, загнанные в тюремные камеры и подвалы, осознавшие безнадежность своего положения, немецкие солдаты — все, кто мог двигаться, выходили во двор с поднятыми руками.
Плетцензейская тюрьма! Тогда никто из нас еще не знал, что это та самая тюрьма, в которой был казнен антифашист X. Шульце-Бойзен и где встретил свой последний час Муса Джалиль. Именно здесь на специальных крюках были повешены генералы, покушавшиеся на Гитлера в июле 1944 года. Здесь расстреливали всех, подозреваемых в покушении, и тех, кто, по мнению гестапо, «не проявлял достаточной лояльности».
Среди них был и германский посол в Москве граф фон Шуленбург. Гитлер, как известно, презрительно относился к дипломатическим работникам, считая, что они, оторванные от рейха, от дел национал-социалистской партии, не могут правильно смотреть на вещи. К их докладам он относился критически, а их послания чаще всего не читал. И несмотря на то что он готовился к войне с Советским Союзом и не раз беседовал с фон Шуленбургом на эту тему, все же к словам своего посла не прислушивался.
За два месяца до нападения на Россию Шуленбург был в Берлине и уговаривал «фюрера» не начинать войны на Востоке. Гитлер молча выслушал посла, затем протянул ему руку в знак того, что аудиенция уже закончена, и тихо сказал:
— Я все уже продумал и решил…
А спустя три года он его казнил, предполагая, что тот соучастник покушения.
Повторяю, тогда мы этого не знали, но зато и в районе Плетцензее, и на подступах к Моабит мы видели трупы солдат и даже офицеров, повешенных на деревьях и фонарных столбах с табличкой на груди: «Он предал рейх, он опозорил нацию», «Трус», «Дезертир». Это был акт бессилия.
Характерно, что среди этих табличек больше не назывался Гитлер и не упоминалось слово «фюрер». Пропагандисты Геббельса, хотя и продолжали лгать, но понимали, что «фюрер» потерял всякое доверие и его именем уже ничего нельзя изменить.
День был горячий, и мы торопились в Ландсберг на свою квартиру, чтобы написать корреспонденцию. По дороге нам встречались наши войска, торопившиеся в сторону Берлина. Бойцы были веселы. Их песни заглушали даже грохот танков.
* * *
Гитлер стоял над картой, утыканной разноцветными флажками. На каждом из них были обозначены номера, по которым он определял местонахождение своих армий.
