Прежде чем я пришел в себя, генерал Кребс отдал мне приказ принять оборону восточного и юго-восточного сектора Берлина… Меня отпустили. Снова фюрер попытался встать, но не смог. Сидя, подал он мне руку. Я покинул комнату, глубоко потрясенный тяжелым физическим состоянием фюрера. Я был как в тумане! Что здесь затевалось? Есть ли еще верховное командование вооруженных сил или главное командование сухопутных войск? Вопрос возникал за вопросом, но я не находил на них ответа»[7].
…Поздним вечером в городе Любеке в небольшом помещении общества Красного Креста на Эшенбургштрассе вели беседу граф Бернадотт, Гиммлер и Шелленберг.
Это была последняя попытка наладить контакты с руководителями англо-американского командования. Как известно, Бернадотт уже не раз встречался с Гиммлером и Шелленбергом, и в каждой последующей беседе он становился менее сговорчивым. Объяснялось это крупными победами Советской Армии, которые резко меняли политическую и международную обстановку. Бернадотт это понимал, но главари рейха, все еще жившие в атмосфере иллюзий, лелеяли несбыточные мечты.
Гиммлер недвусмысленно заявил шведскому графу, что необходимо сохранить оставшуюся часть Германии от большевистского вторжения. Для этого, по его мнению, необходимо прекратить военные действия на западе, перебросить войска на восток и разбить Советскую Армию.
Так, не сговариваясь, Геринг в Берхтесгадене, Гитлер и его приближенные в бункере имперской канцелярии и Гиммлер в Любеке пришли к единой позиции — капитуляции перед англо-американскими войсками, причем каждый из инициаторов этой акции пытался обогнать своего соперника, а потому совершал ее в тайне.
Гиммлер ждал ответа.
Шведский дипломат поставил это в зависимость от капитуляции германских войск не только в Германии, но и в Дании и Норвегии.
Гиммлер согласился. Он был почти убежден в успехе переговоров шведских дипломатов и готовился к встрече с Эйзенхауэром. Его, как и прочих руководителей рейха, всегда волновала внешняя сторона всякого дела — от парадов на Нюрнбергском стадионе до костюма, в котором они должны предстать перед народом, до позы.
Вот и сейчас его заботил вопрос: в каком мундире явиться к Эйзенхауэру, во всех ли регалиях; как приветствовать — вытянутой рукой, как это принято у фашистов, или обычным рукопожатием.
Откуда же у Гиммлера была такая уверенность в успехе переговоров Бернадотта?
Он уже знал о телеграмме Черчилля командующему английскими войсками в Западной Европе.
