— Майн гот… Майн гот… — бормотали немки.
Максим опешил. Затем крикнул:
— Вставайте!
— Майн гот… Майн гот… — шептали немки и продолжали стоять на коленях. Мальчик заплакал.
Максим, указав на молодую женщину, спросил:
— Жена Вальтера?
Она кивнула головой. В глазах застыл страх и изумление.
Максим спокойно вынул из кармана серенькую книжку «Русско-немецкого разговорника», долго его перелистывал, а затем спросил:
— Во ист лейтенант Вальтер?
— Вальтер? — почти в один голос спросили женщины.
— Да, да… Вальтер, — подтвердил Чубук.
— Вальтер капут… Варшава… капут…
— Жалко! — сказал Кожа. — Мы бы ему дали чертей…
Чубук еще раз посмотрел на женщин, резко повернулся и сказал:
— Идем, Андрей.
Я вспомнил рассказ Чубука, когда мы находились в берлинских пещерах. Фашизм воспитал этих лейтенантов. Теперь война жжет их землю, их города и дачи, их квартиры. Плачут их матери и жены. Теперь они не хотят войны. Они вывесили детские пеленки, белые простыни и скатерти: сдаемся!
Война проиграна, гитлеровская армия разгромлена, советские войска в Берлине.
Мы беседовали со многими жителями. Чего они хотят? Жить, жить, просто жить. Только бы скорее конец ужасу.
Медленно, но уже начинает рассеиваться гитлеровский дурман. Горечь разочарования, позор поражения, ненависть к зло обманувшему народ Гитлеру и страх за свою жизнь, за свое будущее — вот что испытывал в те дни «средний немец».
Но и среди них нет единства. Одни еще сопротивляются, другие сдаются в плен, одни поднимают белые флаги, другие переодеваются в штатское платье и стреляют в нас из-за угла.
Только что на одной улице выстрелом в спину убит наш майор. Кто стрелял? Немец. Фашист. Но вот подходит к нам старик и поднимает над головой сжатый кулак: «Рот фронт». Его зовут Карл Вентцель, и он только что освободился из тюрьмы, где сидел за попытку «ниспровергнуть нацистский строй». Он показывает нам документы. Он немец.
Подходит шестнадцатилетний парень Гарри Хикс.
— Я ненавижу Гитлера, — говорит он. Этот мальчик тоже немец. А другие мальчишки по подпольному телефону сообщают гитлеровским офицерам данные о наших КП. Все перемешалось сейчас в немецком народе, в сознании и в душе каждого немца: он потрясен, раздавлен, перепуган, взбудоражен.
Одна женщина сказала нам:
— Немец любит приказы.
Наши приказы и листовки дошли до сознания испуганных горожан. Берлинские немцы знают теперь, что их никто не тронет.
* * *
— Нужно спасать Германию, — изрек Герман Геринг и поторопил генерала Коллера с самолетом на Париж. Радиограмма Гитлеру ушла, и Геринг ждал ответа. Долгое молчание его беспокоило. Он знал, что его недруги будут всячески влиять на фюрера. И все же Геринг надеялся на вмешательство западных держав, которые, как он полагал, не дадут большевикам возможности хозяйничать в Центральной Европе.
