Снова слово «пятно» прогремело в ушах Мехмана. Почему его предупреждают все время? Почему напоминают о честности? А разве можно жить иначе, по-другому?
Вахидов заметил, что Мехман задумался, что слова Кямилова тяжелым камнем упали на душу молодого человека.
— Не смущайтесь, Мехман, — сказал он ласково. — Жизнь есть борьба. В этой борьбе побеждают те, у которых крепкая воля и чистая совесть. Вы даже побледнели от обиды, когда я полчаса назад тоже произнес это неприятное слово «пятно». Но вы молоды, поэтому мне хочется заранее предупредить вас. Все наши поступки должны быть чистыми, как зеркало. Без единого пятнышка. Вы еще совсем молоды, сердце ваше нетронуто. Внутренняя чистота, внутренняя убежденность, преданность делу партии — вот неприступная крепость в борьбе против зла.
— Мне это говорили… Я понимаю… Иначе бы я не выбрал такую профессию…
— Вот и прекрасно, — сказал Вахидов, снова ласково взглянув на Мехмана. Ему все больше нравился этот статный молодой прокурор, немногословный, сдержанный, с умными внимательными глазами и гордым размахом густых бровей. «Надо будет познакомить их с Салманом, — подумал Вахидов. — Пусть поговорят, побеседуют…» И еще раз повторил: «Да, совесть прокурора должна быть незапятнанной…»
— Верно, — поддержал Вахидова обрадованный Кямилов. — Ты еще почти дитя, мальчик неопытный. А что получается? Не успел еще сесть в кресло и положить локти на письменный стол, а уже зазубрил это «основание» и критикуешь решения местной власти. Какое тебе нужно основание, когда ты имеешь мою резолюцию, мое решение? — И, ударив себе кулаком в грудь, добавил: — Ради Кямилова брось эти затеи, сынок.
Мехман был взволнован.
— Нет, я освобожу его! — твердо и решительно заявил он. — Я освобожу Саламатова.
— По какому это праву, дорогой? — Кямилов искусственно засмеялся. Может быть, ты шутишь, а? Шутишь?
— Я не шучу.
— А мы? Мы оба? Ты думаешь, мы будем с тобой шутить? Ни я, ни товарищ Вахидов не разрешим тебе вот так, сразу, ни с того ни с сего выпустить на волю Саламатова, сорвавшего весенний сев.
— Мне не нужно вашего разрешения. Я сделаю то, что требует закон. Не Саламатов виноват в том, что сев провели плохо.
— А кто же? Может быть, мы? Зачем, дорогой, сидя в лодке, ты воюешь с лодочником?
Кямилов, похлопывая в ладоши, захохотал. Это был его испытанный прием озадачить, обезоружить, толкнуть как будто в бездонную пропасть и тем самым поднять свой авторитет в глазах совершенно обитых с толку людей.
